Ранее известная как Америка

– Тогда какого черта тебе от меня надо?

На долю секунды время замерло. На самом деле это он замер. В его лице произошла странная перемена. Казалось, что все его мышцы стали окнами, а позади них целая толпа людей готовилась к приближению торнадо, неодинаково быстро запирая ставни.

Внезапно он бросился на меня. Но вместо того, чтобы нанести удар, он схватил меня за запястья. На лице промелькнуло совершенно новое выражение, которое стерло с него усмешку.

– Помоги, – прохрипел он. Даже его голос изменился. – Она никак не хочет убраться прочь из моей головы. Я думал, это только на время… Я просто хотел раз или два заглянуть…

Он двигался совершенно неестественно, словно тело было всего лишь костюмом, подвешенным в воздухе.

Он задыхался, как тот парень из Риверсайда на Пригорке в красной дымке воскресенья.

– Пожалуйста, дай ей то, чего она хочет. Иначе мы никогда не освободимся. Мы никогда не станем…

Он прервался, поскольку его отшвырнул назад невидимый удар, от которого позвоночник взмыл по параболе. Атака длилась секунду, может, две.

Потом он снова успокоился. Как будто все маленькие окошки на его лице распахнулись и оттуда выглянул кто-то совсем другой.

– Прости меня, – сказал он. Его тон был таким ледяным, что мои кишки пробрал озноб.

– Как видишь, мне не терпится вернуть то, что принадлежит мне по праву.

И вдруг я понял.

– Яна Рафикова тебя не посылала, – сказал я. – Ты и есть Яна Рафикова.

Повисло долгое молчание, а он все смотрел на меня. И все же теперь мне казалось, что я могу разглядеть за фасадом его лица что-то (или кого-то), что двигалось, подобно скрытому потоку. Я мог видеть другой разум, острый, как бритва, и смертоносный. Она аккуратно удерживала его в своих руках. Что там говорил президент Бернхем? «Скоро нам придется столкнуться с армией маленьких Рафиковых, которые будут следовать каждой ее команде, подчиняться любым ее приказам».

В итоге она не стала этого отрицать.

– Я бы могла сказать, что мне очень приятно с тобой познакомиться, – сказала она голосом бедолаги, которого обманом заставила помогать ей. – Но я никогда не была хорошей лгуньей.

– Верно. Ты просто психопатка.

Она улыбнулась чужими губами, обнажив зубы, гнилые от сахара, который сама никогда не пробовала. Было ужасно наблюдать за тем, как этим бедным мешком с кожей, с его дрожащими мужскими грудями, управляют, словно большой марионеткой.

– Довольно ироничное обвинение, особенно со стороны убийцы, – сказала она. – Я пыталась помочь тебе в Грэнби. Знаешь, моей маленькой помощнице было всего двадцать два года. Какая жалость. У нее вся жизнь была впереди.

– Погоди. Так это ты послала девушку-рекламщицу? А я-то вбил себе в голову, что она была связной президента Бернхема.

– Я ошиблась. Я думала, что смогу переубедить тебя. – Она сделала еще один шаг в мою сторону. – Я тебя переоценила.

– Не ты первая.

Она проигнорировала это замечание.

– Но у тебя еще есть время, чтобы спасти свою шкуру, Траки. У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы вернуть назад украденный предмет. После этого я выверну твою кожу наизнанку и оставлю тело в пустыне, где им смогут полакомиться змеи и пауки. Тебе ясно?

Мой пульс бился чаще, чем повторяются толчки при землетрясении в Оки. Она собиралась отпустить меня.

Но она, похоже, поняла, о чем я думал, и поэтому сделала шаг назад. На щетинистое лицо ее марионеточного тела упала тень.

– Даже не думай бежать, – сказала она. – У меня есть друзья на суше. У меня есть друзья на границах. У меня везде есть друзья.

Внезапно она выключила свет. Я закричал, ожидая, что он схватит меня. Но его руки так и не сомкнулись вокруг моей шеи. Тишину не нарушил ни единый выстрел.

Однако, когда мои глаза привыкли к темноте, я заметил там какое-то движение. Десять, двадцать, тридцать человек, и все они подошли ближе. Они все это время наблюдали – ничего не делали, ничего не говорили, просто стояли там.

Моей спины коснулся холодный язычок страха. Они двигались синхронно, как те дети, что помогли поймать меня, там, на улице. Это была самая обученная армия в мире: они даже дышали в унисон. В удушающей тишине я слышал общий звук их дыхания. Сколько их там было? Точно нельзя было сказать.

– До завтра, Траки.

Я не мог сказать наверняка, но мне показалось, что все остальные тоже зашептали.

Затем это туловище подошло ко мне, держа что-то в руке. Он сунул мне в рот влажную тряпку, и я задохнулся от резкого химического запаха. Минуту спустя я снова был младенцем, медленно покачивающимся на руках матери в мягкой дымке вишневого табака.

Затем, сто лет спустя, меня разбудил робопитомец™ с холодным металлическим носом. Как только я попытался сесть, он с лаем умчался прочь.