Ранее известная как Америка

Было темно. Поток машин на воздушной подушке уменьшился, но я по-прежнему видел в воздухе над городом вспышки световых огней безопасности, напоминающих корону из разноцветных звезд. Живая марионетка Рафиковой и ее стая крыс бросили меня на тихой жилой улочке, на крыльце заколоченной церкви, видимо, решив, что меня примут за пьяного. Но я услышал звуки приближающихся голосов и смеха и понял, что празднование запуска ракеты, похоже, все еще шло полным ходом.

Я медленно поднялся на ноги, опершись на дверь. Как ни странно, они вернули мне рюкзак. В заросшем коноплей дворе кто-то нацепил на статую Девы Марии ярко-розовый парик. А еще они сунули ей в руку дилдо. Ее лицо было покрыто граффити. «В ЖОПУ НЕБЕСА, ДАЙ МНЕ ДЕСЯТЬ ЦЕНТОВ».

Я стоял там. Я знал, что это конец. Ничего уже не осталось. Мы все уничтожили, стащили все хорошее и прекрасное. Мы брали и брали, пока у нас не осталось ничего, кроме руин. Бежать не было смысла. Я не смогу пересечь границы, а если и попытаюсь, Рафикова все равно меня опередит. Друзья на суше, друзья везде. Рад, блядь, за нее.

Мой смартбраслет запульсировал. Машинально, сам того не желая, я посмотрел на часы: одиннадцать.

И затем, так же внезапно, как удар кулаком по морде, меня осенило: мой смартбраслет. Он был подключен к Центральному часовому механизму в Первой Централ Плаза, подсоединенному к серверу Кранч Юнайтед, он отслеживал по геолокации наше местоположение, куда бы мы ни направились. Неудивительно, что Рафикова смогла меня найти. С таким же успехом я мог расхаживать по округе с гигантским прожектором, привязанным ко лбу.

Потребовалась минута, чтобы понять, как избавиться от этой чертовой штуки. Под ней кожа была серой и текстурированной, похожей на что-то мертвое. Я забросил браслет так далеко, как только смог, но легче от этого не стало.

– Эй, мистер. Вы в порядке?

Я обернулся и увидел ватагу детей, вышедших из темноты. Один из них держал за ошейник робопитомца™.

– Мы думали, что вы умерли, – сказал он. У него было забавное перекошенное лицо, и, когда он говорил, казалось, что он все время пытался угнаться за самим собой.

– Пока что нет, – отозвался я.

Другой мальчик держал в руках миниатюрную ракету, одну из моделей «Афродиты-01».

– Мы летим на Марс, – сказал он. И добавил: – Когда я вырасту, я стану астронавтом.

– Я тоже, – сказала девчушка с дюжиной антиаллергенных пластырей. – Но я хочу отправиться на Плутон.

И в тот момент мне захотелось просто схватить их и убежать. Я хотел забрать их всех, всех этих детей, и унести их, словно горсть гальки, убежать так далеко отсюда, чтобы то место, куда мы убежим, еще не существовало. Разумеется, я понял, что они не знали. Они не представляли себе, что родились слишком поздно. Они были просто детьми на детской площадке, а завтра состоится запуск ракеты.

– Не получится. Это слишком далеко.

– Еще как получится. Я построю ракету побольше.

– Это неважно. Даже если она будет побольше, ты все равно не сможешь на ней полететь.

Мальчик с перекошенным лицом нахмурился.

– Думаю, я бы полетел на Плутон, – сказал он. – Если бы мог взять Рокко с собой. – Он наклонился, чтобы поднять маленькую кучку металлических и пластиковых деталей, и Рокко по команде начал облизывать его лицо шарнирным металлическим языком, и мальчик засмеялся смехом, какого я не слышал много лет, – настоящим смехом, от души, а затем чихнул три раза подряд.

Может, это из-за мальчика с ракетой. Может, дело в том, что, каким бы дерьмовым ни был этот мир, я не хотел умирать. Может, я просто трус.

Или же это из-за мальчика с забавным перекошенным лицом, который так любил свою проклятую металлическую собаку.

«Друзья на суше».

Я запрокинул голову, чтобы понаблюдать за дальними огнями ховеров, которые то и дело вспыхивали, а если наблюдать за ними достаточно долго, то они складывались в схему. Подобно шифру.

У Рафиковой есть друзья на суше. Но у нее никого нет в воздухе.

27