Раннее (сборник)

Узнав характер, Нержин сжился и полюбил свою пару лошадей – крутоногую каурую кобылку{284} Искру, названную обозниками так за то, что рыжая шерсть её была с пробрызгом белых шерстинок, и ещё больше другую – нервную, чуткую серую кобылку, никогда не требовавшую понукания. Тёплым домашним именам, которые обозники давали своим взводным лошадям, скоро пришёл конец. Одним из первых представителей организуемого ротного начальства приехал во взвод ветеринарный фельдшер, заставил всех вплетать в хвосты и гривы фанерные бирки. На бирках стояли порядковые номера и – на этот взвод пришлась буква «М» – такие имена, каких казаки-мужички не могли и выговорить. Были здесь Муза, Манера, Миневра, Минога, Микроба, Машку всё равно перекрестили Мельпоменой, взводного жеребца Минотавром, а кобылок Нержина – Медузой и Мелодией. Но от Искры бирка скоро потерялась, да для всего взвода она и оставалась Искрой, а за своей серой любимицей Нержин признал кличку Мелодии.

Искра, с красивой лоснящейся шерстью и плотным телом, чем-то похожа была на ленивых беложавых женщин, любящих удовольствия и не выносящих труда. Она быстро жадно ела и, когда Нержин сначала по недогадке насыпал им овёс в одну кормушку вместе, успевала съесть и свою порцию, и половину порции соседки. Мелодия напоминала худеньких безответных женщин, преданных труду. Она безпокоилась за груз, волновалась на подъёмах и бродах, тянула что было сил, напрягая своё маленькое тело, и выбирала дорогу, какая спорее. Искру надо было запрягать под правую руку и грозить ей кнутом незаметно для Мелодии, чтоб не обидеть ту, а в тяжёлые минуты и звонко жалить её безчувственный красивый круп. При каждом таком ударе по Искре Мелодия вздрагивала своей нервной спиной и тянула ещё усерднее, Искра косилась, пользовалась этим и норовила ещё отстать.

Но особенно любил Глеб Мелодию под верхом. Рысь её была нехороша, сбивалась на перебой, и без седла ехать было больно. Зато она охотливо переходила на галоп, и галоп её был мягок и ладен{285}. Если Нержин не был дневальным по конюшне и ночевал в избе на постое, он вставал на досветках вместе со старухой-хозяйкой, брёл тёмной улицей хутора между первыми огоньками стряпух и выводил, до всякого водопоя, недовольную Мелодию из тёплой конюшни в мозглую мглу и, лаская и извиняясь, взнуздывал. А Мелодия уже и знала куда. Пройдя немного недовольным шагом и немного протряся болькой рысцой, она встряхивала головой и кидалась в свою любимую плавную бежь галопом. Нержин и не разбирал дороги. В темноте Мелодия, не оступаясь, легко касалась земли, мчала его длинной пустынной улицей.

Ездил же Нержин километра за три в сельсовет, однажды заметив там, что в шесть часов утра, если нет телефонных разговоров, в трубку по индукции откуда-то еле слышна передача последних известий.