Раннее (сборник)

Это началось с бурной февральской ночи взвода. Вечером, когда уже разошлись на ночлег, вдруг по хутору забегали дневальные и велели всем собираться по тревоге – особенно разрывной тем, кто сжился с хозяйками, а у Нержина сердце ёкнуло надеждой. С непривычкой, нехотя, подымались обозники по какой-то неведомой тревоге, мотали обмотки, перепоясывали на дрожь бушлаты и хромали к молочно-товарной ферме. Там, в казарменной комнате, отнятой у телят, кое-как построили всех по четыре, втиснули, и ещё осталось впереди место – войти перетянутому ремнями, в его дымчатой шинели, младшему лейтенанту Бранту. Небрежно выслушав рапорт неуклюжего помкомвзвода, он стал метать молниями распоряжения и взгляды так, как если бы ферма уже была окружена немцами и надо было бы с боями пробиваться на пятьдесят километров к своим. Это впечатление ещё угрознилось, когда в разгар его распоряжений боязливо вошли в дверь за его спиной двое молодых обозников, не застанных дневальными дома потому, что гуляли с девками. Большие глаза Бранта перед самой лампой налились кровью:

– Молчать!

(Они и так молчали.)

– Не оправдываться!

(Они и не пытались.)

– Вы забыли воинский долг!! – Брант трагически поднял руку с вытянутым указательным пальцем, и тень его легла на полпотолка. – Вы срываете боевую задачу! Я вас заставлю… – Брант задохнулся от нехватки воздуха, – я вас научу подчиняться! – И с утроенной силой заревел: – Идёт война!!! Да!! – Резко оглядел взвод, стоящий в тесном телячьем помещении скорее толпой, и ещё раз повторил понравившуюся фразу с таким видом, будто был первым, кто сообщал взводу о том: – Идёт война!!! Станьте в строй! Мы должны защищать отечество! Сержант, я строя не вижу!

Помкомвзвода не успел попросить разрешения выравнять шеренги, как Брант тут же на него трагически закричал:

– Отставить! Поздно! У вас были месяцы для этого! Поздно!!

Взвод всё с большим ужасом понимал, что попал в грозную опасность. А Брант – будто не он кричал только что, а его не в меру расходившийся помощник, тремя чинами ниже{294}, перешёл на сдержанно-холодный и торжественный тон:

– Внимание. Товарищи бойцы. Через два часа мы выезжаем из хутора Дурновка. Вам надлежит получить корм лошадям – сержант, раздайте все взводные запасы без остатка. И ещё вы должны иметь в полном порядке упряжь. И ещё вы должны просмотреть, как подкованы лошади. Также – раздать бойцам сухой паёк, что у нас есть. – (Теперь иногда выдавали взводу по нормам 4-й армейской категории муку, пшено, даже, порой, мясо.) – Ф-фсё! Вещи с квартир забрать. Ф-фсё!!

И началась, на много ночных часов, шумотня и беготня. Около конюшни мелькали фонари, матерился помкомвзвода, гудели обозники, двое подрались из-за ведёрка, кто-то у кого-то в темноте стащил сумку для овса, где-то две телеги столкнулись и у одной треснули барки. Тихо вели себя только лошади: недовольно фыркали, но покорно подставляли свои головы под хомуты.

Среди визжащих и тарахтящих телег, криков, мужицкого руга, мелькающих фонарей, ржанья – не гнушался метаться, как Александр Невский на поле боя, высокий стройный разящий Брант. Находя новые глубины в своём голосе, появляясь там и здесь, он потрясал руками и кричал, что не потерпит, посадит в карцер (такого и не было в роте), оторвёт голову и даже сделает что-то ещё более страшное. И хотя непомерная несуразность его угроз переходила уже пределы страха, но достигала, чего хотел Брант: встряхнуть засидевшихся в безопасности обозников. Поведение командира взвода в одном не оставляло сомнения: что через несколько часов в десятке километров отсюда взводу придётся вступить в бой.

В этой суматохе досталось и Нержину. Он не успел уяснить себе плана расположения телег, выезжающих на околицу, не занял вовремя правильного места в своей пятёрке и попал не в колонну, а сбоку. Брант длинными шагами подлетел к нему взбешенный, и даже в темноте можно было угадать сверкание его ярости:

– Куда стали? Воинскую часть – в шалман?? Р-руки-ноги переломаю!..

Это была великолепная ночь Давида Бранта.

Тем временем ротный фельдшер, приехавший вместе с ним, осматривал лошадей и шесть больных оставил. Когда Мелодия и Искра уже стояли в выстроенном ряду запряжек, Нержина вызвали к командиру взвода. Брант стоял в сепараторной – маленькой комнатке фермы, при подслеповатой «летучей мыши» стоял, скрестив руки, в позе Петра Великого, когда он задумывал основание Петербурга{295}. Вошедшего Нержина он встретил трагически-торжественным взглядом, в котором не было и следа недавней вспышки, и возгласил:

– Ну, Нержин! Будете помнить Давида Исаевича Бранта.

Нержин не понимал: прощание? Брант с ними не поедет?

Тогда Брант перешёл зачем-то на трагический шёпот:

– Вы остаётесь с больными лошадьми. Вы не поедете. Я сделал это для вас. Передайте лошадей и телегу Полуляхову.

По ходу разговора, как его мыслил Брант, тут Нержин должен был благодарить.

Но если они едут на фронт?!

– Давид Исаевич! А могу я узнать: куда едет взвод?

Брант скосил длинные губы, изображая улыбку и сожалительную, и скорбную, и обречённую: