Дурной, даже похоронный предзнак был бы этот смех для артиллерийских мечтаний, если б не такой весёлый. А так – Нержин поддался ему, представив и сам, каким же чучелом выглядит. На голове – совсем тесная старенькая облезлая меховая шапка, голова из неё выпирала. Чёрный ватный бушлат, полученный во взводе, был шит на самого отвратительного толстяка на Земле, а перепоясан верёвкой и собирался кучами ваты то на боку, то к подбородку. Обмотки увязаны неумело. И в руках портфель!
– Да-а-а, – сказал лейтенант, разглядывая. – Ничего себе фигурка, представитель 74-го ОГТБ в штабе Округа. Этот бушлат – пожалуй, только на чистку винтовок пойдёт.
И позвонил в колокольчик. Вбежал посыльной и лихо замер.
– Начальник ОВС здесь?
– Никак нет. – (Резануло ухо, ещё не было так принято в Красной армии.)
– А начальник склада у себя?
– Так точно.{303}
– Бегом его сюда.
Посыльной лихо развернулся, рискуя удариться лбом о притолоку, и как вышвырнуло его ветром за дверь.
– А что вы закончили?
– Университет.
Одобрил, чуть улыбаясь. И вознадеялся Нержин, что дело, кажется, выигрывается.
Отпустил и велел через десять минут быть на складе, переобмундироваться, потом сразу сюда. Нержин повернулся, остро чувствуя неловкость своего поворота после такого бойкого разворота посыльного.
Вышел во двор – и увидел навстречу идущего второго из замечательных всадников, в белой шапке. И надо бы не встретиться, свернуть куда-нибудь, но уже поздно. А надет был на молодом начальнике – белый пригнанный полушубок с курчавым воротником. За ним поспевал боец, и начальник поругивал его не глядя:
– Боец должен быть сообразителен. Надо выполнять дух приказания, а не его букву. Са-а-бражать надо! Не было билетов на первый сеанс – надо было купить на второй. Не было четырёх мест рядом – надо было покупать два и два отдельно. Вот отправляйся теперь и без билетов не приходи. Хоть из-под земли выкапывай.
И – неуклонимо нарастала страшная встреча! И между отворотами курчавого воротника уже точно увидел Нержин по одной шпале в петлицах!{304} Потянул руку к приветствию – размазня получилась. А капитан, отпустив бойца, остановился. Пришлось и Нержину остановиться. Ну, вот когда разнесут! Но капитан внимательно, не строго всмотрелся и воскликнул нечто совсем несообразное:
– Нержин? Глеб!
Боже мой! – да никогда бы Нержин не мог узнать первый – таково завораживающее действие командирской формы даже на «сверхграмотного» солдата. Это был – ростовчанин, медик Костя, а фамилии его Глеб даже и не знал никогда. Костя этот всегда хвастался, что занимается только два месяца в году – в январе и в июне, в экзаменационные сессии, и этому можно было поверить, потому что, имея кучу костюмов и галстуков, он не пропускал ни одного танцевального вечера не только у себя в мединституте, но и в университете, приволакиваясь и за тамошними девчёнками. Однако вот, шпала его неопровержимо бордовела в глазах, и Глеб не решился ответить «Костя», а потянул с принуждённым оживлением:
– Кого вижу? Вот неожиданно.
– Вот остряк! Откуда ты взялся? Ты что, эвакуировался? Да кто тебя во двор пустил? Ну, здорово же. – И стянул перчатку на рукопожатие.
– Чего б я эвакуировался? Я в армии.
– В нашем батальоне?
– Да.
Освобождённой от перчатки рукой Костя полез за носовым платком.
– В нашем батальоне? Вот остряк. А я и не знал. Чёрт, я бы давно тебе помог. Ты рядовой, конечно?
– Рядовой.
– Ну, это мы переиграем. Я тебя – санинструктором назначу.
Санинструктором?? Это был грандиозный пост в роте, и при четырёх треугольниках. Это было почётное лицо, свободное от обязанностей, хоть целый день книжки читай.
– Да я ж в медицине ничего не понимаю!
– И не надо, сколько там понимать. У меня есть и такой санинструктор, что и термометра прочесть не может. Вот остряк! Это мы сделаем. Это близкие специальности, математики нередко ухаживают за медичками. Ты вот что: куда идёшь?
– На склад, обмундировываться.
– Ага, дело, дело. Как освободишься – вон, – показал на флигель, – санчасть. Приходи, обтолкуем.
– А… как там спросить… вас?
– Начальник санслужбы батальона, военврач 1-го ранга.
Вот вихри судьбы, то – всё заперто, то – одна ослепительная возможность за другой.