Кратко рассмотрим его § 2, который называется «Попытки разрешения парадокса посредством различения истинного (wahrer) и интенционального существования», и § 3 «Критика этой попытки решения [проблем]». Уже отмечалось, что неудачи усилий различных философов преодолеть парадоксы при обсуждении проблем «предметности» (вне сознания и внутри него) Гуссерль обнаружил достаточно ясно и правильно. Гуссерль был прав и тогда, когда в общей форме констатировал: некоторые исследователи как бы подхватили переданную схоластами эстафету,[209]
когда встали на путь более подробных и более тщательных, чем в предшествовавшие им эпохи, исследования и видов предметов сознания, и их «двойников» вне единственно реального, т. е. индивидуального сознания. При этом появлялись первые различения видов такой (вторичной) «предметности». Но в изобилии рождались и теперь уже новые трудности, парадоксы. Их обрисовывает Гуссерль в этом манускрипте (а параллельно в других разбираемых в моей книге опубликованных при жизни, в основном в долго остававшихся в неизвестности работах раннего периода). А в манускрипте об интенциональных предметах они, трудности и парадоксы, просто-таки нагромождаются. Буквально за каждой констатацией следует каверзный вопрос, который четко и отважно ставит сам Гуссерль! Судите сами. «Всякое представление, – перелагает Гуссерль идею, более или менее принятую им, – имеет какой-либо предмет, пусть это будет представление о чем-то абсурдном». Но ведь мы всё-таки понимаем, рассуждает далее Гуссерль, что́ значит высказывание «круглый четырехугольник» и даже располагаем – в связи с этим – каким-то (причудливым) «представлением». (Парадоксально, но в науках изобретение таких «абсурдных» – с научной же точки зрения – «предметов» бывает по-своему функциональным шагом.) И когда мы отрицаем, что у данного представления естьЗададимся и мы более общим вопросом, инициированным заголовком манускрипта. Что удалось и что не удалось сделать Гуссерлю именно в этом
В том, полагаю, что гуссерлевский анализ, как бы уже придвинувшись к теме интенциональности, нередко раскрывает… все же не её, а порождает новые ответвления проблемы предметности сознания, а вместе с этим и новые трудности. Раскрою эту характеристику. Итак, мы приняли тезис: любое представление имеет свой предмет. Но ведь и тогда, считает Гуссерль, проблемы только начинаются и даже разрастаются. К примеру, возникает вопрос о
Гуссерль – и в рассматриваемом манускрипте, и в одном из своих опубликованных обзоров – разбирает посвященное ровно той же проблематике одно из сочинений достаточно известного тогда польского автора Казимира Твардовского. (K. Twardowski. Zur Lehre vom Inhalt und Gegenstand der Vorstellung. Eine psycholodische Untersuchung. – К. Твардовский. К учению о содержании и предмете представления. Психологическое исследование.) Кстати, заметьте, что автор, сегодня оправданно числящийся по ведомству (истории) логики, пишет, нисколько этим не смущаясь, что его исследование – психологическое! Разберемся, что́ именно заинтересовало Гуссерля в работе Твардовского. А заинтересовало его то, что Твардовский ставит прямо-таки каверзный вопрос: что происходит, если в каком-то случае высказывается противоречивое суждение о наличии несовместимых свойств, причем несовместимых не по отношении к представлению, а к представляемому предмету (Vorstellungsgegenstand)? Пусть Гуссерля не удовлетворяло то, как на поставленный им вопрос пытался ответить сам Твардовский. Но он считает непраздным сам вопрос и ссылается на тот же пример, который привел Твардовский – на суждение о «круглом квадрате».