Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

В конце концов Гуссерль приходит к выводу, который он обосновывает как раз в этих параграфах манускрипта: в данном случае речь уже идет о «модифицирующей силе атрибута “представлен” (“vorgestellt”)» (S. 311). В эту очень специальную и, так сказать, боковую проблематику входить не могу. Отмечу только, что здесь как бы появляется одна из проблемных стрел будущего интенционального анализа, а именно: намечается путь к дробному развёртыванию, в частности, того исследования именно акта представления и деятельности «представливания» (Vorstellen), которое позднее будет входить в состав уже феноменологической работы над ноэтическим (от «ноэза») (т. е. актовым) срезом сознания. В анализируемом тексте объективно есть некоторые предвосхищения будущих гуссерлевских идей, но и они могут открыться только тем авторам, которые хорошо знакомы с поздними разработками феноменологии. Тогда некоторые предвосхищения будущего как бы бросаются в глаза. И, в частности, о модифицирующей силе представливания как одного из видов ноэз будет сказано точно и прозорливо.

В § 5, тоже разбирая, по своему уже ясно определившемуся обычаю – тончайшие оттенки проблемы, Гуссерль вводит сугубо специальную тему «квазиразделения» «как бы» предметов как разделения представлений. Он имеет в виду, что уже имеющееся в литературе разделение предметов на истинные (wahre) и интенциональные в литературе фактически пока является «как бы» разделением. И добавляет: это аналог разделения предметов на определенные и неопределенные (bestimmte und unbestimmte) (S. 313). Приводится пример: представление «Карл V» представляет определенный предмет (конечно, он определенный скорее для людей, хоть что-нибудь знающих о Карле V, добавила бы я[210]), а представление «ein Löwe» (какой-то лев, а по-русски «лев» просто, без уточнений) представляет неопределенный предмет. Разъяснение вообще-то понятное: если нам говорят «есть лев» (es gibt einen Löwe), то мы – Гуссерль прав – всё же представляем некоего льва «не как нечто индивидуально определенное» (Ebenda). А уже к этому представлению относим дальнейшие определяющее суждения (если они вообще выносятся.)

В целом же из этих частей анализируемого манускрипта видно, что тогдашние исследования, как будто переводящие философскую работу на почву понятийной сферы интенциональности, разочаровали Гуссерля. И это гуссерлевское отношение было оправданным. Толковых проблемных исследований и хотя бы достаточно здравых разработок у схоластических авторов Гуссерль, кажется, не обнаружил. (Возможно, он и не предпринимал в этом направлении сколько-нибудь настойчивых усилий? Не могу судить точно, ибо эту специальную историко-философскую область, в которой я не работаю, не могла изучать специально также и применительно к произведениям раннего Гуссерля и к их историческому контексту.) Итак, Гуссерль занялся только выборочным изучением тех современных ему сочинений, в которых – в исследуемом им ракурсе предметности сознания – все же фигурировали понятия «интенциональность», «интенциональный предмет».

Не буду подробнее анализировать §§ 3–5 гуссерлевского манускрипта, а ограничусь общими выводами: Гуссерль констатирует, что вместо понятия «интенциональный предмет» в его время все чаще употребляют другое, отнюдь не равнозначное понятие – «имманентный» предмет. (Он прав: словосочетание «интенциональный предмет» подразумевает иное содержание, нежели «имманентный», т. е. как бы «внутренний» для сознания предмет). И далее он кратко рассматривает (в § 4) – притом весьма критически – «рассуждения (Rede) об имманентных предметах». Эти страницы оставлю без комментариев. (В §§ 4–5 советую вчитаться тем, кто интересуется совсем уж специальными деталями ранних рассуждений Гуссерля на темы споров, которые были бегло обозначены.)

Из того, что известно о таких спорах, например, на основании анализа других манускриптов Гуссерля, в частности, его ранее разобранного «Обзора» некоторых свежих тогда сочинений по философско-логическим проблемам) скорее складывается доверие к этим выводам включенного гуссерлевского наблюдения. В данном случае речь идет о констатации Гуссерлем весьма невысокого теоретического уровня работ, авторы которых в тот период как будто хотели разрабатывать проблематику интенциональности.

А что можно сказать об уровне обсуждения и разработки темы интенциональности самим Гуссерлем – на основе тех материалов из истории становления его ранних идей, которые в данном случае положены нами в основу анализа?

Несколько забегая вперёд, считаю целесообразным предварить выводы из рассмотрения гуссерлевского манускрипта об интенциональных предметах теми моими общими соображениями, да и сомнениями, которые постараюсь конкретно подтвердить и в дальнейшем анализе.