Итак, принимая во внимание неоднократно повторяющиеся крамольные высказывания подсудимого в адрес Великих германских освободителей, недовольство системой русиянской власти в целом и неподобающее отношение к отдельным историческим личностям… Учитывая поставленный специалистами диагноз «Степень социального отклонения второго порядка», Достопочтенный суд приговаривает Дмитрия Неверова к лишению статуса «гражданин» с присвоением статуса «человек» и к ссылке в Сибирейскую тайгу сроком на тридцать лет! Подсудимый, вам все понятно?
– Про «человека» не понял. Я вроде и так не обезьяна, хотя уже ни в чём не уверен! – борзо выкрикнул я. После услышанного мне уже стало все равно. Я вдруг четко осознал, что живым из этого бреда не выберусь никогда. Навсегда застряну в убогом «лимбе». Так, кажется, в одном популярном фильме называлась пограничная область человеческого сознания между реальностью и сном. Не надо было спать за рулем, идиот несчастный!
– Статус «человек» лишает вас всех гражданских прав, как-то: права голосовать на выборах, права свободно перемещаться между населенными пунктами Русии, права жениться и заводить детей, права самостоятельно выбирать профессию, работу, друзей и права получать какое бы то ни было образование, кроме навыков, необходимых для исполнения трудовой повинности. Чем вы будете заниматься в Сибирейской тайге – определит старший надзиратель населенного пункта, назначенного местом вашей ссылки.
Приговор окончательный и пересмотру не подлежит. Конвойный! Отведите человека Неверова в транспортный распределитель. Прикажите, чтобы его, как особо нежелательного для общества, отправили в Сибирейскую тайгу сегодня же.
А мы с вами, уважаемые коллеги, хлопнем еще по рюмашке. Не возражаете? Карл, наливай. Да, непростой денёк сегодня выдался. Но я рад, что мы избавили наше прекрасное общество от еще нескольких моральных уродов. Все-таки полезное и важное для страны дело мы с вами делаем. За это и выпьем…
Проходя мимо судейского стола, я от всей души пожелал старым маразматикам скорейшей встречи с Создателем и жарких котлов на адской кухне.
– Тушитесь с миром, господа! – негромко озвучил я свои пожелания и со злостью плюнул в их сторону.
Глава 6. Пересылка
В сопровождении конвоя на убитых временем автозаках мы прибыли на вокзал, чему я был несказанно рад. За время почти часовой поездки моя пятая точка стала плоской от деревянной скамьи без обивки и малейшего намека на смягчающие пружины. Тело затекло и ныло, суставы выкручивало, словно от прогрессирующего гриппа. Хотя никакого намека на заболевание я не чувствовал. Пришлось списать общее недомогание на несколько ударов головой о железные стенки фургона во время наезда на многочисленные ухабы и рытвины.
Машина остановилась, не заглушив двигателя. Дверь автозака распахнулась, и мощный свет фонаря ударил по глазам.
– Выход по одном! Не нарушай, не спешимите! Если не слушать команд, застрел на место! – прорычал охранник и отворил внутреннюю решетку. Я торопливо сошел по приставной железной лесенке, и тут же был остановлен огромным конвоиром, который для верности ткнул дулом автомата мне в живот. Потом схватил за рукав и как котенка швырнул к стоящим неподалеку заключенным из других автозаков.
Под одежду неумолимо просачивался зимний воздух. Холодный и влажный, он продирал до костей и неприятно щекотал ноздри. Пока меня этапировали, уже наступил вечер. Не знаю отчего, но темнота всегда оказывает на меня гнетущее впечатление. Так повелось еще с детства: ночью всегда холоднее, опаснее, а на душе тоска и тревога…
Железнодорожный вокзал для пересылки заключенных представлял собой открытое пространство примерно триста на шестьсот метров, огороженное по периметру высоким железобетонным забором, обмотанным поверху хищными кольцами колючей проволоки. По углам и в середине каждой из стен возвышались смотровые вышки, напоминающие маленькие Эйфелевы башни с будками для охранников. Яркий прожектор и длинное дуло пулемета, торчащее из каждой будки, намекали, что бежать можно, но не нужно…
Здания вокзала не было. Территорию по всей длине разрезали четыре железнодорожные ветки, с одной стороны упиравшиеся в глухую стену, с другой – в арки с огромными железными воротами со следами сильной ржавчины.
Рельсы двух путей проходили вдоль забора и были заставлены одиночными вагонами без локомотива. Очевидно, в одних квартировались охранники, а другие служили отстойниками для заключенных, ожидающих этап. Центральные же рельсы были отделены от боковых путей широкими и низкими бетонными платформами на «курьих ножках». Пока я осматривался, раздался страшный лязг и створки центральных ворот отворились. На территорию буквально влетел состав, состоящий из поезда и десяти пустых вагонов. Это была обычная электричка, из тех, которыми до сих пор доставляют жителей Петербурга в ближайшие пригороды. Электропоезд, распугивая ночь визгом тормозных колодок, резко остановился у края платформы.