— В суд на меня подашь? — усмехнулся он.
— Пошёл вон, — решительно произнёс я. — Завтра можешь не приезжать. Я собираюсь выспаться.
Евгений Викторович ничего не ответил, распрямился, потянулся. Я ждал, что он скажет что-нибудь наставительное и уйдёт, но…
— Какого хрена?! — вырвалось у меня.
Мой учитель неожиданно схватил меня и закинул себе на плечо. Я не пушинка, да и он не Геракл, но ему хватило сил, чтобы удержать меня и, несмотря на сопротивление, вынести из комнаты. Сопротивляться, надо сказать, было очень неудобно… Я болтался вниз головой, из-под мышки увидел круглые глаза моей матери.
— Мы немного прогуляемся, — улыбнулся ей Евгений Викторович. — Проветримся.
Когда он вынес меня из квартиры и потащил вниз по лестнице, я и вовсе перестал брыкаться. Мне было любопытно.
— Самое время сказать, что у тебя есть ноги и ты в состоянии идти сам, — как бы намекнул учитель, дотащив меня до третьего этажа.
— Хрен тебе, — буркнул я. — Сам я пойду только в свою комнату. А если у тебя на меня другие планы — тащи и не ной.
Он усмехнулся, перехватил меня поудобнее и понёс дальше.
========== Глава 7 ==========
Меня затолкали на заднее сидение автомобиля. Хах… Звучит как показания жертвы похищения. Но настроение у меня было романтически-активное, другими словами — блядское. Я уже предвидел развитие событий предстоящей ночи, фантазия бежала вперёд паровоза, и тело не на шутку разгорячилось.
«Движения твои очень скоро станут плавными», — пропел мой внутренний Бутусов, и в голове заиграла старая знакомая мелодия. Я ощутил потребность вытянуться во весь рост, что в машине сделать было крайне проблематично, и я вынужден был изогнуться той самой буквой «ом».
— Ты чего извиваешься? — усмехнулся Женя.
Я уже для себя решил, что весь этот официоз пора опустить. А то вдруг мне придёт в голову простонать его имя во время секса? Практика с Артёмом показала, что бурное веселье в процессе утех не способствует оргазму, а если я начну в пылу страсти произносить: «Евгений Виии…» — вот где-нибудь в этом месте мы умрём со смеху.
— Э-эй, — свистнул он и щёлкнул пальцами перед моим носом. Я вздрогнул от неожиданности. — Куртку накинь, в машине холодно.
Под своей головой я обнаружил чёрную кожаную куртку. Я не замёрз, но всё-таки послушно закутался в неё. Женя занял водительское сидение и повернул ключ в замке зажигания, заводя мотор. В салоне загорелся тусклый жёлтый свет, по телу пробежали мурашки от мерной вибрации автомобиля. Учитель захлопнул дверцу, и свет погас.
Мы поехали куда-то, а я всё думал, что в такие моменты для серьёзных разговоров по душам принято направляться на какую-нибудь гору, с которой открывается феерический, вдохновляющий вид ночного города, но, по иронии судьбы, Петербург располагается на болоте средь равнин. Нет тут никаких гор. Ну разве что Пулковские высоты, с которых открывается расчудесный вид на Пулковские кусты. Но Женя не повёз меня в кусты… в смысле, к высотам. Мы ехали по городу куда-то в сторону центра. Разговор начался ещё по дороге.
— Вот сразу видно: пацан без отца рос, — произнёс мой учитель. — Некому тебя пороть было.
Я ещё подумал, что, если ему захочется меня выпороть, я вовсе даже не против.
— Некому было тебе втолковать, что значит быть мужчиной, — продолжал он. — Что о близких, тем более о маме, нужно заботиться.
Я поморщился от этих нравоучений. Он говорил мне очевидные вещи, обо всех этих социальных «понятиях», по которым мне следовало жить, так, словно я не понимал и отрицал это. Но, как бы вычурно и по-детски это ни звучало, он ничего обо мне не знал. В первую очередь того, что я вовсе не запутался, а сделал специфический выбор. Что я делаю только то, что мне хочется делать, а не пытаюсь привлечь к себе внимание вызывающим поведением. Что я предпочёл бы отдать сыновний долг своей маме деньгами, а не заботой. Если уж на то пошло, я лучше найму человека, который в старости подаст ей стакан воды. Всё это и многие другие ответы на невероятно «оригинальные» замечания Евгения я мог бы выдать без заминки, но мне безумно хотелось ебаться, а не разводить дискуссии по понятиям.
Мы выехали к Неве, и моему взору открылось то самое — феерическое и вдохновляющее. Ночная иллюминация на набережной, подсветка зданий, Троицкого моста и Петропавловской крепости, огни противоположного берега… Всё это было сродни виду ночного города с какой-нибудь горы, на фоне которого следовало говорить по душам.
Всё это время Женя говорил что-то, а я понимал только одно: тембр его голоса возбуждал меня, проникал в меня самым пошлым образом, порождая в голове всё более откровенные фантазии. Он нашёл идеальное место для парковки — в тени деревьев, поодаль от фонарного столба. Тут было относительно тихо и обзор открывался что надо. Первое, что я сделал, когда мы остановились, это перебрался на переднее сидение.
— Ты меня вообще слушал? — спросил мой учитель.
— Конечно, — соврал я.
— Ну и… Что ты думаешь по этому поводу?