Раскаты

Василий, выйдя к машине, глянул на себя в боковое зеркало. Вид у него действительно был не очень жениховский: на впалых щеках и костяшках скул — бурые пятна щетины, от носа, выдавая явную кривизну его, осталось одно лезвие хряща, а под глазами и уголками губ глубоко легли морщины. «Харо-ош тип! — скривился Василий. — Может, хотя бы побриться, и то будет лучше, — и махнул рукой. — А-а, плевать! Все уж к одному…» Нехотя завел «газик» и покатил в парк. Поставив ее в бокс, зашел в дежурку. Начальник службы консервации машин старшина-сверхсрочник Кондратюк, краснощекий детина лет тридцати с вечно опухшими глазами, поднялся с лежанки, первым отдал честь шоферу комбата, протянул сигарету. Василий зевнул ему в лицо и равнодушно сказал, что батя опять перебирал сверхсрочников посписочно, все ищет достойную кандидатуру в пылеглоты (так называли заввещскладами — должность и впрямь пыльная и, главное, хлопотная). С удовольствием проследил, как заволновался старшина — и глаза ожили! — но самого это нисколько не развеселило, и он уныло поплелся к казармам. Тут ему повезло: у клуба его окликнул ефрейтор Лосев. Офицерские жены, оказывается, наконец-то вернули Агату Кристи, сержант может сейчас же и получить ее. «Да ей уже под семьдесят, что я с ней буду делать?» — глупо сострил Василий, но Лосеву понравилось — засмеялся. Славный он малый, этот новый библиотекарь и почтальон: худощавенький, стройненький, личико нежно-беленькое. И характер такой же… нежно-беленький. Хотя и первогодок, а не «гусь наглый», уважают Витальку «старики» за скромность и почтительность. Правда, тут и сержант Макаров кое при чем…

Библиотека в части была большая, но довольно запущенная, и никто, пожалуй, в части не знал точно, из чего и как выглядит ее фонд. Из ее недр, покопавшись, можно было вдруг выхватить редчайшие издания, которые и во сне не держали даже заядлые библиофилы. Василий к их числу не принадлежал, но покопаться и посидеть в библиотеке любил. В библиотеках и читальных залах всегда тихо, и тишина эта в мудро-молчаливом присутствии множества книг на всех людей действует примерно одинаково: мелкими начинают казаться (оно в большинстве случаев так и есть) собственные мысли и чувства в сравнении с теми, высокими и яркими, которые до поры до времени покоятся на полках. С тем, чтобы взорваться и полыхнуть очередной раз в чьей-либо душе… У Василия к тому же возникла страсть к разгадыванию кроссвордов, однако при всех потугах ему еще ни разу не удавалось хотя бы один кроссворд заполнить полностью. Заедало: старший сержант Кашичкин — правда, он инженер, с высшим законченным — щелкал их словно орешки.

— Ну и соседи у тебя будут в карточке! — Виталий поднял голову, улыбнулся. — Фолкнер и Кристи… Это как?

— Каждый человек есть загадка природы, — напыщенно ответил Василий. — В том числе и ты в настоящий момент: чего мнешься и топчешься?

— Да нет, — покраснел сразу Виталий. — Мне в город пора, за почтой…

— Ну и валяй, — распорядился Василий. — А я тут посижу, до десяти отпущен на свободу. А ты до этого обернешься.

— Да я ничего, — замялся тот. — Да ведь там, в зале, сейчас будет офицерское совещание…

— А ты оставь мне ключи, я запрусь отсюда, изнутри, и ни гугу. Да не трясись ты, а то в пескаря превратишься.

— В какого пескаря?

— Того, который жил дрожал и умирал дрожал.

— А-а…

Конечно же, Виталий не смог ему отказать. Он и вообще вряд ли кому мог отказывать в чем-либо, а уж ему, сержанту Макарову, тем более. С первой же встречи они, как часто бывает, приглянулись друг другу.

Василий прикрыл за Виталькой дверь и с натягом, не звякая, повернул ключ — в читальный зал входили офицеры. Дощатая перегородка не держала звук, сквозило через нее каждое слово, и Василий порадовался возможности «поприсутствовать» на таинственном офицерском собрании.

Началось оно с краткого повелительного комбатовского:

— Давайте, Дмитрий Иванович.

Слышно было, как скрипуче поднялся Кукоев и зашуршал бумажками. Доклад, что ли, собрался читать? Нет, просматривает, по всему, заметки в блокноте. Откашлялся и заговорил непривычно тягуче, как-то и торжественно, бесстрастно одновременно. Сказал, что после личной проверки комдив представил часть к званию отличной, что распорядок дня в батальоне на текущую неделю в целом остается прежним, изменений нет и что напоминать о его обязательности для всех он считает излишним. Потом он обесцветшим вдруг голосом сделал выговор гвардии старшему лейтенанту Анциферову и командиру ремонтного подразделения гвардии старшине Буницу. (Оживление в зале.)