Раскаты

Ночная матовая медь оконного стекла всегда привораживает глаза. Особенно когда трудно говорить. Задержала она и взгляд дяди Вани.

— Да знаешь ты, чего тут рассказывать. Только разве об Алексее не все слышал… — Дядя Ваня вынимает из кармана кисет, молча закуривает, а я сижу и жду, понимая, что он просто собирается с мыслями. — Все просто было. В жизни ведь так-то, все просто. Лишь по неведению может случиться такое: Морозиха — Синявино. Подумать только!.. И вот теперь Алексей отдал совхозу два лучших моих квартала. А мог бы не отдавать, сто причин мог найти. От него одного зависело… Трудно мне говорить о нем, все виновачусь перед ним. Когда на войну уходил, Оню-то с Генкой я к матери в Речное отвез, Алешку у бабушки его оставил, надо было забрать. Да кто знал, что недолго переживет Марья Железина свою дочь… Да и раньше, все чудится сейчас, мог бы я встрять меж Варварой и Бардиным. Не знал я, как там горячо было у них…

Лесник поднимает голову и смотрит уже не в окно, а на портрет женщины над ним. Это и есть Варвара Морозова. Высокий лоб, прямой правильный нос и четкие, тронутые неясной улыбкой губы. И глаза, глаза! Большие, заманные, с яркими звездочками точно в центре зрачков. И волосы.

Густые, волнами коронующие лицо и вытекающие из-за левого уха на сероватое платье толстенной косой, не сказал бы, что слишком уж она красавица, чтоб не оторвать глаз, а знаешь: взглянет если такая на тебя — и пойдешь за ней, побежишь, поползешь, слепой и немой ко всему остальному на свете.

— Варвара… Варвара Морозова…

И над всем этим долгожданным вечером — с чарками медовой настойки, с обильной и вкусной едой, — над душистыми клубами самосада в синь распахнутого окна, полного гула леса, над вздохами тети Они и хмурой улыбкой подошедшего через час лесничего передо мной снова и по-новому встала наша красивая и страшная лесная легенда.

Первую часть ее знал немножко давно. Начинается легенда с того, как стала хозяйкой наших лесов молодая женщина, проводившая своего мужа-лесника на фронт. Сурово карала она порубщиков, никто не мог спрятаться в лесу от ее чуткого слуха и острых глаз. И никто не мог встать поперек ее воли, никто, кроме синявинского силача Федора Бардина и его дружков, которые, пользуясь нуждой военного времени, занялись рубкой и продажей леса. Разные уловки придумывали они в своем подлом деле, но все же предстала однажды перед ними Варвара Морозова с ружьем в руках. Не много надо хитрости и смелости, чтобы четверым мужикам отвлечь внимание одной женщины, отнять у нее ружье и привязать ее к дереву. Но много надо и того, и другого, чтобы суметь вырваться из их рук и снова схватить ружье… Не лес повезли в тот вечер бардинские дружки на подводе своей, а труп главаря своего, и не очередная пьяная похвальба удачливостью ждала их в деревне, а суд и большие штрафы. И надолго притихли тогда злостные порубщики… Знала, ох знала Варвара Морозова, что грозятся отомстить бардинские дружки, знала и о том, что появился в ее владениях дезертир Колян Васягин, но по-прежнему ходила по лесу словно по отцовскому двору…

Теперь я знаю, что не все и не совсем было так, да и не может быть совершенно точной народная молва, но разве в этом дело, боже мой!

А вторая часть этой истории, которой, может быть, и не суждено стать легендой, она о сыне Варвары Морозовой.

О том, как скитался он из дома в дом, как совсем исчез из наших краев и как вернулся, кем и каким. Стороннему, возможно, не ахти чем покажется то, что он без колебаний отдал лучший лес засурскому совхозу, но какой мерой измерить его душевную неприязнь к жителям Синявина и других ближних деревень, которые косвенно все же виновны в его непростых таких жизненных мытарствах?

А сейчас он, оказывается, ходил туда, на опушку над Варвариной падью, где стоит скромный памятничек с красной звездой и стальными дубовыми листьями на вершине. К матери.