И уходит Григорий Иванович по тропинке, шагает не по-стариковски бодро и собранно. Но тут же, припомнив что-то недосказанное, останавливается и поворачивается к нам:
— Сено-то он тогда вобрат нам перекидал, да я вернул Аннушке. Как говорится, все хорошо, что хорошо кончается. Сдружились вот с им. Умнем на старости лет, дураки дак… — С последними словами он расплывается за пеленой усилившегося дождя и скрывается за деревьями.
Лес шумит гулкими и долгими раскатами.
Под такой шум обычно находят долгие хорошие думы. Они — как светлые ответы на грустные вопросы.
Ловлю себя на глубоком вздохе. Это у меня давнишнее, наболевшее — один из тех грустных вопросов. Давно, садняще тревожит меня судьба моего Синявина. После целой серии укрупнений и разукрупнений, протрясших хозяйства Засурья, объединили все их в один совхоз, многие деревушки и даже деревни покрупнее объявили «неперспективными» и стали вывозить жителей в центральную усадьбу — Кудейху. Нет уже поселка Краснобор, под корень выкорчевали уютную деревушку Яблоновку, на очереди Старокаменное, Красноглуховское и… Синявино. Оно уже заметно прохудилось в уличных порядках, затишела жизнь его, как дневная, так и вечерняя, умерла в нем вечерняя гармонь, не слыхать бойкой частушечьей перебранки, лишь собака чья брехнет иногда в позакатные сумерки и тут же умолкнет сконфуженно. У меня, как и у других неверных синявинцев, которых раскидала по свету железобетонная эпоха, но которые тоже каждое лето прибегают к родительским весям, — у всех у нас нет права, да и сил, вмешиваться в этот железный процесс, но душой-то болеть никому не заказано… Впрочем, Синявино еще держится и, может статься, продержится до тех дней, когда вдруг откроется и его «перспективность» — неисповедимы пути господни в умах плановиков и прочих решателей судеб. Тем более что появилось в Синявине новое, более преданное ему поколение, появились в Засурье новые люди, наверное способные отстоять многое. Тот же лесничий Алексей Морозов. Или этот же Сергей Симков, который, видимо, ох, совсем не так прост, каким нарисовал его мне дед Григорий Иванович в истории о навильнике сена — чувствуется в парне крутая замесь воспитателя. Или вот встретил я вчера Петра Демьянова, управляющего отделением совхоза. Лет пять-семь назад вернулся он в Засурье, молодой специалист-агроном, по направлению. Он сменил бессменного более двадцати лет председателя нашего колхоза Степана Макаровича Макарова на его посту, неплохо вел хозяйство и, говорят, очень возражал против образования совхоза (но ему ли одолеть, когда раскрутится такая машина!), а когда совхоз все же состоялся, он принял отделение и по-прежнему во всем ведет себя самостоятельно. Вот рассказал он мне интересный случай. Зародилась, говорит, у нашего совхозного начальства идея: перевезти в центральную усадьбу Кудейху из Синявина обелиск павшим в Великой Отечественной войне. Еще бы! — лучший в Засурье обелиск, с именами сразу двух Героев Советского Союза — Железина Сергея Ивановича и Шлямина Петра Петровича, — обязательно должен, по их мнению, украшать центральную усадьбу. «Что ж, — ответил им Петр Демьянов, — перевозите. Если, конечно, найдутся среди вас смельчаки, которые не побоятся, что синявинцы переломают им руки-ноги. Они это сделают, а я помогать буду». Молодец, управляющий, молодец… Им там, совхозному начальству, Герои нужны, а на имена Спиридона Самсонова, Валентина Уськина, Алексея Морозова, Николая Бруснева и еще десятков павших синявинцев — наплевать. Как и на родственников их, соседей, односельчан, для которых павшие эти — живые.
Конечно, случай этот сам по себе не ахти что, он довольно далек от хозяйства. Но и — близок… Очередной угар реформаторства начинает уже проходить, даже сама «Правда» начала публиковать статьи, авторы которых прямо призывают не спешить с объявлением той или иной деревни «неперспективной». А когда вдруг откроется перспективность Синявина, то ему не прожить без своего, кровного, обелиска, на который крестятся, оказавшись вблизи, древние старики и старухи, перед которым опускают головы молодые…
Долгие морские волны упрямо взбираются на пологий каменистый берег.
Шуми, лес…
Шуми.
6
— Ты что же это, Дмитрий, весь отпуск думашь дома отсидеться да по лесам прошастать?
— Да нет…
— Отдыхать в одиночку — дело нехитро. К тому ж если травка, небо да речка рядом. Ты с людьми научись отдыхать, а не только по работе знаться с ними. Работа без отдыху — она черствит. Глядишь, и сюда-то, в Засурье, не будешь прибегать пустой, как мочалка. Живи, чем люди живут.
— Я так и стараюсь, бабк…