Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Безусловно, в этой торжественной декларации просматри­ваются следы некоторой общеметодологической наивности Эл­ленбергера. Для современных методологов науки совершенно очевидно, что подобные упования на возможность обнаружения «чистых фактов» являются отголоском теперь уже достаточ­но старой и во многом утопической позитивистской програм­мы построения исторического исследования. Именно пози­тивисты считали возможной и необходимой абсолютную автономизацию историка от исследуемых им исторических собы­тий, именно они намеревались давать абсолютно непредвзятое описание фактов, обозреваемых якобы извне. Современная ис­тория науки далека от подобных поспешных деклараций. Уже достаточно давно утвердилось мнение, что «историк активно вовлечен в процесс создания исторических фактов» [130, р. 42], или, говоря более метафорично, что «историк, будучи лишен своих фактов, теряет опору и становится поверхностным; но факты, лишившись своего историка, становятся мертвыми и бессмыс­ленными» [62, р. 30].

Однако для истории психиатрии конца 60–х, находившейся под сильнейшим прессом профрейдовского мифотворчества, воскрешение позитивистского идеала исторического познания было скорее благом, нежели бедой. Именно благодаря подобно­му позитивистскому оптимизму, Элленбергер на самом деле представил ряд фактов, которые оказались более основатель­ными и убедительными, нежели бытовавшие до тех пор преду­беждения. Он убедительнее, чем кто–либо, показал, что психо­анализ — это не только Фрейд, а еще, например, и Юнг, что это движение отнюдь не плод гениальных свершений одного–единственного творца, произведшего его на свет, образно говоря, «ех nihilo». Он также представил ряд фактов, с которых, собствен­но, только и может начинаться историческая критика того же Юнга. Иное дело, все ли эти «факты» нам следует восприни­мать как окончательные истины, и, вообще — насколько осуще­ствимы намерения излагать только факты, абсолютно свобод­ные от каких–либо интерпретаций. Повторюсь: с учетом вышеописанной атмосферы, царившей на тот момент именно в истории психиатрии, подобный радикализм был, как мне пред­ставляется, вполне уместен. Более того, не снабди Элленбергер свое исследование столь сильными и категоричными обещани­ями излагать «факты, и только факты», оно, скорее всего, бес­следно исчезло бы в клубах фрейдистской пропаганды.

В одной из своих более поздних публикаций Анри Эллен­бергер окончательно сформулировал собственную «тройствен­ную» модель освоения исторических фактов, приверженность которой, скорее всего, и сделала его работы столь сильным ору­жием против фрейдистской или юнгианской апологетики, ца­рившей во времена написания «Открытия бессознательного». Исторические исследования Элленбергера оказываются по–на­стоящему интересными и полезными даже сейчас (несколько десятилетий спустя), прежде всего потому, что их автор никог­да не удовлетворялся общепринятым мнением, а настаивал на том, что любое историческое событие следует рассматривать с трех различных позиций:

   1.  Текущая версия, основывающаяся главным образом на се­мейной традиции и молве. Родственники, друзья и коллеги предоставляют неполные, неточные, а порой и вымышлен­ные сведения. Нередки случаи, когда простая шутка прини­мается на веру и впоследствии становится историческим фактом.

   2.  Заполнить эти пробелы, скорректировать допущенные не­точности и развеять некоторые иллюзии иногда удается с помощью уточненных данных, основанных на документах и показаниях лиц, заслуживающих доверия, но даже при та­ком подходе охватываются лишь отдельные фрагменты всей истории. Целостная картина событий остается по–прежне­му неполной и искаженной.

   3.  Неизвестная история, т.е. та сторона биографии [ученого], которая находится вне поля нашего зрения и о которой мы зачастую даже не подозреваем. Вскоре после смерти фигу­ру того или иного деятеля окутывает пелена забвения. Не­которые события намеренно утаиваются либо самим инди­видом, либо его родственниками [78, pp. 291–292]

Отдавая должное этому новаторскому подходу, следует лишь заметить, что в «неизвестной истории Юнга» Элленбергеру уда­лось воссоздать лишь одну из первых страниц, а огромное коли­чество пробелов, оставшихся после «Открытия бессознательно­го» и ряда его позднейших работ, пришлось (и еще предстоит) заполнять следующим поколениям ученых.