Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Книга эта впоследствии неоднократно переиздавалась и была в почете у многих немецкоязычных интеллектуалов, но для нас особо важно вспомнить, что, согласно Анри Элленбергеру, труд Кернера о Фредерике Хоффе был тщательно изучен молодым Карлом Юнгом и оказал на него сильнейшее влияние. О глу­боком увлечении Юнга творчеством Кернера свидетельствует тот факт, что в его личной библиотеке имелась не только книга о Хоффе («Die Seherin von Prevorst», издание 1892 г.), но и все последующие труды этого непревзойденного мастера спекуля­ций на спиритические темы[10]. У того же Элленбергера можно найти и очень меткое высказывание об имевшем место в не­мецкоязычной культуре начала XIX века превращении месмеровской психотерапии в метафизику: «Французы рассматри­вали подобные феномены (парапсихологические явления. — В.М.) в качестве вспомогательного средства для решения при­кладных задач, встававших перед ними в их медицинской прак­тике, в то время как немцы предприняли дерзкую попытку построить с их помощью экспериментальную метафизику» [80, р. 77]. Нет сомнений в том, что Юнг принял впоследствии именно эту метафизическую модель месмеризма и тоже всеми силами пытался показать, что чисто метафизической идее о реальности контактов с миром бестелесных сущностей может быть дано «экспериментальное», т.е. «научное» обоснование. Изобретенную им технику «активного воображения» можно считать своеобразной модификацией идей Месмера и Кернера.

Однако к моменту знакомства молодого Юнга с сочинения­ми Кернера волна интереса к парапсихологическим феноменам, порожденная деятельностью Месмера и его многочисленных последователей, успела сделать один весьма примечательный географический зигзаг. Полное слияние месмеризма со спириту­ализмом (можно сказать даже, растворение первого во втором), которого так опасались французы и (по крайней мере, подспуд­но) жаждали немцы, произошло на другом континенте — в Америке. В отличие от Европы, в Штатах не было ни одной серьезной школы, способной развивать месмеризм как специ­фическую медицинскую методику. Не было там и особо изощ­ренных спекулятивных умов, способных разглядеть за всеми этими феноменами смутные очертания Мировой Души. Зато в Новом Свете активно действовали разнообразные непрофес­сиональные группы, участники которых тешили свое любопыт­ство экспериментами, вызывая друг у друга состояния транса (аналогичные тем, что возникали у пациентов, подвергавшихся месмеровской «магнетизации»), а также придерживались про­стодушного убеждения, что человек в подобном состоянии способен общаться с духами вполне конкретных усопших лич­ностей. Одним из лучших способов пробуждения медиумичес­ких способностей они считали процедуру столовращения.

Именно благодаря деятельности этих дилетантов к 40–50–м годам XIX века в мире началась самая настоящая эпидемия увлечения идеями и практиками, которые в настоящее время принято рассматривать как массовое духовноё движение, нося­щее название «спиритуализм». По словам одного из признан­ных знатоков его истории, это — «система, казалось бы, являю­щаяся религиозной верой, но в то же время пытающаяся выглядеть как один из разделов естествознания; система, ос­нованная на интерпретации некоторых малопонятных фактов в пользу деятельности духов усопших мужчин и женщин» [151, vol. 1, р. XI]. То была «эмпирическая наука», не требовав­шая долгой и мучительной интеллектуальной аскезы, и, что са­мое главное, не посягавшая на самые архаичные религиозные предрассудки своих знатоков и сторонников. Нет ничего уди­вительного в том, что такая система взглядов стала к середине XIX века первой, по выражению американского историка Ро­берта Фуллера, «популярной психологией Америки» [85, р. X]. Однако употребление в данном случае слова «психология» не должно вносить путаницу. Многие тогдашние пропагандисты спиритуализма стремились отождествить предмет своих инте­ресов с одной из самых молодых и перспективных на тот мо­мент наук. Но то была лишь рекламная уловка: на самом деле эта «первая популярная психология» являлась также и «массо­вой философией», но только, конечно же, далеко не первой.