Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Проанализировав феномен юнгизма с исторической точки зрения, мы обнаружим в нем множество парадоксов. В то вре­мя как теоретики и практики этого учения говорят о его леги­тимности как плодотворной психологической теории и психоте­рапевтической профессии, значительно большее число участников движения не являются профессионалами и увлека­ются в первую очередь его «духовностью». Каста профессио­нальных психотерапевтов — юнгианских аналитиков — испо­ведует в качестве своей добродетели эклектизм, а вдобавок к этому утверждает пригодность специфически юнговской иден­тичности для формирования своих убеждений и техник. В фор­ме утвердившегося капиталистического предприятия юнгизм предполагает наличие не только разбросанных по всему миру учебных институтов (имеющих структуру, аналогичную фрей­дистским институтам), но и сотен местных психологических клубов (у фрейдистов ничего подобного нет), спонсирующих программы и исследования, связанные с духовностью «New Age» и неоязычеством. Даже большинство юнгианских учебно–ана­литических институтов, подчеркивающих свою приверженность клиническому обучению и желание поддерживать профессио­нальные связи с психологическими и медицинскими науками, тем не менее, прославились проведением специальных занятий или учебных курсов по астрологии, И Цзин, хиромантии и дру­гим практикам, связанным с оккультными науками.

Вероятно, наиболее запутанный вопрос заключается в том, как в контексте истории науки и истории психиатрии оцени­вать самого Юнга — в свое время являвшегося признанным экспериментальным психологом, психиатром и психоанали­тиком. Кем был К.–Г. Юнг на самом деле? В настоящий мо­мент исторического Юнга скрывает от нашего взора наличие устойчивого культа личности, во многом родственного тому самому поклонению герою, о котором говорил Карлейль. Оза­дачивает тот факт, что формирование культа личности Юнга протекало несколько иначе, нежели увековечение других вра­чей и ученых.

Выражение «культ личности» звучало уже совершенно убий­ственно. Юнг — добрый целитель человеческих душ из демок­ратической Швейцарии в одном ряду с достопамятным Иоси­фом Виссарионовичем Джугашвили? Увы, как явствовало из представленных Ноллом данных, в каком–то смысле — да. Даже Фрейд, и тот оказался по части культа личности меньшим гре­ховодником, ибо в его случае

увековечение произошло в организованном порядке: оно было даровано и подтверждено уже утвердившимися медицинскими и научными отраслевыми сообществами. У истоков юнгизма никаких подобных механизмов не было, ибо Юнг и его теории остались преимущественно за бортом утвердившихся и орга­низованных миров науки и медицины и вполне оправданно считаются несогласующимися с основными научными парадиг­мами двадцатого века. Вдобавок к этому академическая психо­логия никогда не уделяла юнговским теориям особого внима­ния. Более того, хотя некоторые юнговские принципы нередко включаются во многие учебные пособия по психологии, а в ряде учебников по «теории личности» можно найти целые па­раграфы или даже главы о Юнге, тем не менее, обсуждение его психологии в академических кругах не отличается особой интенсивностью и, как правило, происходит лишь в связи с более всесторонне проговариваемыми идеями и биографией Фрейда. Причиной широчайшей популярности Юнга должно быть нечто иное, но что именно?

Вероятно, мы сможем попытаться ответить на этот вопрос, когда рассмотрим весьма любопытное соотношение между те­орией и историей, наличествующее в книгах о Юнге, а затем исследуем роль этого соотношения в социологическом фено­мене, который мы называем «юнгизмом». Если психологичес­кая тематика юнгизма (а особенно — юнговских теорий кол­лективного бессознательного и его архетипов) широко известна, то ее исторические истоки и нынешнее использование еще нуждаются в прояснении, причем, говоря словами Курта Данцингера ... «лишь поняв кое–что об этом историческом под­тексте специфических психологических тем и практик, мы ока­зываемся в состоянии формулировать разумные вопросы об их возможных исторических последствиях» [66, р. 43].

Дальнейшее чтение «Культа Юнга» убедило меня в том, что для таких утверждений у Ричарда Нолла имелись более чем веские основания. Осознав, что в стране с необычайно актив­ной академической жизнью, более того, — на базе едва ли не самого академичного из всех университетов мира, живет и дей­ствует историк науки, решившийся на столь ответственные за­явления относительно Карла Густава Юнга, я, после непродол­жительных колебаний, решил с ним связаться. В моем родном отечестве попытка добиться аудиенции у значительно мень­ших светил науки порой наталкивается на непреодолимые за­труднения. Однако в США, по крайней мере, как свидетель­ствует мой личный опыт, с этим проще. Буквально через несколько дней я получил возможность повидаться с автором «Культа Юнга», просто–таки ошарашившим меня своим раду­шием и отсутствием даже отдаленных намеков на снобизм, который, как мне казалось накануне встречи, вполне соответ­ствовал бы его престижному положению в научном мире.