Раздумывая над этим не совсем оптимистичным «эпилогом», можно, конечно, сказать, что смерть в столь раннем возрасте — факт, разумеется, прискорбный, однако не такой уж экстраординарный, чтобы считать, что он бросает тень на моральную и, тем более, научную репутацию Карла Густава Юнга. Можно было бы также урезонить себя мыслью о том, что в «Открытии бессознательного» (а также в статье о неизвестной истории психиатрии) по медиумическим экспериментам Юнга и так уже нанесен весьма сильный историко–критический удар. Наверное, кто–то иной так бы и поступил, предоставив разбираться со странными обстоятельствами недолгой жизни Хелен Прейсверк следующим поколениям историков. Но Элленбергер рассудил иначе.
В последующие годы он не терял данной проблемы из виду, и, воспользовавшись обнародованием новых исторических свидетельств, представил научному миру новую — значительно более полную и значительно более критичную версию. Если к тому же учесть, что следующую свою статью по этой теме («К.–Г. Юнг и история Хелен Прейсверк: критическое исследование на основании новых документов») он написал в 1991 г. (т.е. в возрасте 86 лет!), то придется признать, что в данном случае мы имеем дело не просто с историком, а с личностью, достойной как минимум изумления.
Приступить к «переосвидетельствованию» случая Хелен Прейсверк Элленбергера побудил факт выхода в свет мемуаров ее племянницы Стефани Замстейн–Прейсверк, в которых эта история предстала в несколько ином свете [184]. Последнее обстоятельство дало ему основания говорить о двух версиях истории с медиумическими экспериментами Юнга. Первая, называемая Элленбергером «традиционной», изложенная самим Юнгом в докторской диссертации и дополненная им же в 1925 г., обрела статус официальной юнгианской трактовки событий, имевших место в Базеле в конце XIX века. Вторая, «исправленная» версия, была предложена Стефани Замстейн–Прейсверк, которая основывалась на анализе ряда подлинных документов (включая некоторые ранее не публиковавшиеся письма Юнга), а также на воспоминаниях подруги Хелен — Эмми Зинсстаг. Знакомство с материалами, обнаруженными Замстейн–Прейсверк, заставило Элленбергера по–новому взглянуть и на те факты, о которых он был осведомлен достаточно давно.
Отличное знание социокультурного контекста, сложившегося в Швейцарии и непосредственно в Базеле к концу XIX века, позволило Элленбергеру дать более корректную оценку всем тем «манифестациям бессознательного», которые якобы имели место в ходе медиумических сеансов с участием Карла Юнга и Хелен Прейсверк. Хотя к моменту написания Юнгом диссертации концепция коллективного бессознательного сформулирована еще не была, опыт описанной там девушки–медиума впоследствии приобрел в юнгианских кругах статус одного из ранних аргументов в пользу этой теории. В «Заключении» к своей диссертации Юнг ставит вопрос о возможных причинах поразительного сходства между психотическими продуктами, обнаруженными им у этой девушки, и некоторыми элементами религиозных и философских систем, о которых она, как он утверждает,
Безусловно, если допустить, что Хелен Прейсверк (равно как и все последующие пациенты Юнга, якобы демонстрировавшие наличие коллективного бессознательного) не имела никакого представления о тех самых идеях и мотивах, которые она, судя по описаниям Юнга, почти в точности воспроизводила, то без коллективного бессознательного не обойтись. Однако Элленбергер показывает, что истоки многих «психотических продуктов» Хелен Прейсверк не обязательно искать в столь удаленных и труднодостижимых областях человеческой психики, как коллективное бессознательное. Многое из явившегося в ходе ее спиритических откровений могло быть почерпнуто непосредственно из мнений и представлений, активно циркулировавших в те годы в ее родном городе и в ее семье. Еще в «Открытии бессознательного» Элленбергер сделал следующее весьма симптоматичное наблюдение: «В сентябре 1899 г. девушка–медиум ознакомилась с книгой Юстина Кернера «Преворстская провидица», и характер ее манифестаций