Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Итак, едва зародившись, традиция рассуждать в юнговском ключе была на многие десятилетия решительно устранена из обихода интеллектуалов Советской Украины. Разумеется, си­туация в украинской диаспоре зарубежья была несколько иной Раздумывать об идеальной архетипической Украине на Западе никто никому, как известно, не запрещал. Никто не запрещал западным интеллектуалам украинского происхождения отыс­кивать архетипические национальные сокровища в глубинных слоях творчества Шевченко. Показательной в этом плане яв­ляется статья канадского украиниста George S.N. Luckuj «Ар­хетип бастарда в поэзии Шевченко» [134]. Юнг для автора этой статьи — безусловный и сознательно выбранный автори­тет. «Эти откровения, о которых благодаря клиническим иссле­дованиям стало весьма затруднительно говорить как о про­стых гипотезах...» — пишет он об «открытиях» Юнга [134, р. 277]. Насчет причин своего глубокого интереса и уважения к нёму George S.N. Luckuj тоже вполне откровенен: «Художник был для него (для Юнга. — В.М.) ясновидцем и пророком, причем не только пророком общечеловеческих ценностей, но также и своей собственной национальной культуры как фрагмента ра­сового наследия» [134, р. 278]. George S.N. Luckuj тонко чув­ствует тот идеологический мотив, который сближает Юнга с образом Шевченко, — это печально известная Völkish (народ­ническая) идеология. Присутствующие в поэзии Шевченко народнические элементы, по мнению George S.N. Luckuj, — вовсе не какие–то субъективные представления отдельного че­ловека или группы лиц, которые можно обсуждать и даже кри­тиковать. Это — совершенно неизбежное проявление откры­тых Юнгом природных истин относительно человеческой психики: «...«Внешняя» народность шевченковской поэзии — лишь манифестация более глубокого слоя предвечных образов, коренящихся в коллективном бессознательном» [134, р. 279].

Рассуждения о проявлении в поэзии Шевченко архетипов матери и бастарда ведут George S.N. Luckuj к «воспоминани­ям» о матриархальном и языческом прошлом Украины. Нео­бычайно спорные идеи одного из соотечественников и куми­ров Юнга (Иоганна Якоба Баховена) оказываются весьма важным аргументом в контексте рассуждений о нашем наци­ональном пророке. «В матриархальном обществе (в Украине четкие следы матриархата датируются периодом так называе­мой Трипольской культуры, 3000–1700 гг. до Рождества Хрис­това) сексуальные отношения были построены таким образом, дабы сделать вопрос об отцовстве ребенка неважным. В укра­инском фольклоре доминирующую роль играет женщина — как ведущий партнер, причем в центре внимания находятся ее отношения не с мужем, а с ребенком» [134, р. 280]. Я вовсе не берусь судить об исторической достоверности существования в древней Украине матриархата. Тревогу вызывает лишь факт превращения ассоциаций, порождаемых такими гипотезами, в устойчивые общественные предрассудки. Как гипотеза, идея о некоей исконной матриархальности украинского общества, на смену которой якобы пришли патриархальные порядки «чужа­ков», еще более или менее допустима. Однако, будучи «под­крепленной» ссылками на творческое наследие поэта, она об­ретает статус архетипической драмы, более того — превращается в навязчивую болезненную модель, паттерн для самоиденти­фикации всей Украины как таковой. Происходит это следую­щим образом: вторя некоторым наиболее радикальным выска­зываниям Шевченко, многие общественные деятели склонны винить во всех наших бедах Иного, т.е., пользуясь выражением все того же George S.N. Luckuj, пытаются «рассматривать Ук­раину как опороченную даму», как жертву насилия со стороны этого Иного, главным демоническим воплощением которого считается, конечно же, патриархальная Россия. Так творится чудо: трагический личный опыт гениального поэта, сдобренный весьма спорными историософскими гипотезами (а (а Баховен), вторгается в мировоззрение многих и многих современных украинцев, т.е. по сути дела, становится архетипом, от которо­го, что бы там ни говорил Юнг и его адепты, можно и нужно избавиться.

Можно также попробовать избавиться от самого Юнга. Од­нако и это весьма непростая задача, если, конечно, не пользо­ваться «хорошо себя зарекомендовавшими» методами больше­вистской цензуры. Затруднения, возникшие в украинском шевченковедении с избавлением от Юнга, я попытаюсь проил­люстрировать на примере книги профессора Гарвардского ин­ститута украинских исследований Григория Грабовича (George