Расколотое "Я"

«У меня было ощущение… э-э… богов, так сказать, не только Бога, но богов, существ, которые намного больше нас способны… э-э… бороться с ситуацией, с которой я бороться был не способен, которые заправляли и управляли всем, и… гм… в самом конце каждому приходилось взять на себя работу на вершине. И именно это занятие делало созерцание таким опустошительньм, потому что в какой-то период в существовании… а-э… самого себя человеку приходилось брать эту работу на себя, пусть только на мгновение, так как ты приходил тогда к осознанию всего сущего. Что находилось за этим, я не знаю. В то время я чувствовал, что… IM… что сам Бог — безумец… потому что у него бьио это огромное бремя осознания и управления вещами… гм… и всем нам приходилось подниматься и в конечном итоге достигать той точки, где мы должны были переживать это сами… Я знаю, что это звучит совершенно безумно, но в то время я ощущал именно так».

«Ты имеешь в виду „безумец“ в том смысле, что люди, находящиеся в таком состоянии, в каком находился ты, должны восприниматься как безумные?»

«Да, я имел в виду именно это: он был… э-э… он был безумен. Все, находящееся ниже него, или все, достигавшее точки, где находился он… э-э… должно было относиться к нему именно так, потому что в тот момент именно он воспринимал все это… а путешествие находится именно там, и каждый из нас должен пройти через него, и… гм… нельзя от него уклониться… цель всего сущего и всего существования… э-э… дать тебе сделать еще один шаг, и еще один шаг, и еще один шаг, и так далее…»

Джесси чувствовал, что это переживание являлось ступенью, которую каждый должен так или иначе пройти для того, чтобы достичь высшей стадии эволюции.

«…Это некое переживание, которое… гм… на какой-то стадии мы должны испытать, но только одна… нет, много больше… фантастическое количество вещей должно упасть на нас, пока мы постепенно не укрепим себя до принятия реальности, а все большее и большее принятие реальности и того, что реально существует, препятствует времени, и дело обстоит так, будто ты вышел на лодке в море, которая на самом деле не в силах бороться с поднявшимся штормом».

В конце концов он ощутил, что не может больше «воспринимать». Он решил вернуться.

«Медсестра сказала мне, что порой я бужу их по ночам своими разговорами. И меня поместили в звуконепроницаемую камеру, а я сказал: „Не сажайте меня сюда“, понимаешь, я сказал: „Я этого не вынесу“. Но мне сказали: „Но вы же… мы должны так поступить, поскольку вы так громко, понимаете ли, разговариваете“. Так что меня поместили в эту палату, а я сказал: „Оставьте хоть дверь открытой“, и дверь оставили открытой, я помню, в ту ночь я сражался с… с чем-то, что хотело… с неким любопытством или готовностью открыться… гм… переживанию… этого, и с паникой и недостатком силы духа, позволившей бы мне это пережить. И в это время я прошел… я прошел через христианские посты, хотя я никогда не был тем, кого можно было бы назвать по-настоящему религиозным человеком… я и сейчас не таков… и я прошел через все эти ощущения. В общем, все это переживание стало… продолжалось какое-то время, и я начал… мне продолжали давать успокоительное, чтобы заставить меня спать, а я… однажды утром я решил, что не стану больше принимать успокоительное и что мне нужно приостановить это дело. Потому что я больше не мог с этим бороться…»

Возвращение

«Я сидел на койке и думал, что так или иначе должен соединиться со своим „я“ в настоящем времени… э-э… очень сильно. И я сидел на койке, крепко сцепив руки. А тут ко мне подошла медсестра и сказала: „Я хочу, чтобы вы приняли вот это“, а я сказал: „Я больше ничего не стану принимать, потому что должен… чем больше я принимаю лекарств, тем менее способным делать что-либо я становлюсь… в смысле… как я и сказал, я тону“. Так что я сидел на койке, крепко сцепив руки, как полагаю, неуклюже связывая себя со своим теперешним „я“. Я постоянно, снова и снова произносил свое собственное имя и внезапно, именно так… внезапно я осознал, что все закончилось. Все переживания прекратились, и это был драматический… драматический финал. И там находился военно-морской врач — контр-адмирал медицинской службы, и мы с ним подружились, потому что время от времени говорили о море. А тут подошла медсестра и сказала: „Вы это не выпили“, а я сказал; „Я же говорил вам, что не стану этого пить“, а он сказал: „Тогда мне придется позвать врача“, а я сказал: „Хорошо, зовите врача“. Потом пришел врач, и я сказал: „Мне больше не нужно это успокоительное“, я сказал: „Теперь я вполне способен… нормально всем управлять“, я сказал: „Я в полном порядке“. А он посмотрел на меня и заглянул мне в глаза и сказал: „О, я это вижу“. И он засмеялся, вот так это и произошло. И с того момента я… у меня больше не было этих ощущений…»

Джесси прошел через это.

«Но временами состояние было столь… гм… опустошенное, что я напрягал всю силу своего духа, потому что боялся вновь войти туда…