Раскрась сам (ЛП)

Что касается Баки, он никогда не представлял себя в роли отца. Отцы были ублюдками, мучившими собственные семьи, а тут ему предстояло стать одним из них. Стив усадил Салли на диван, накрыл ей ноги одеялом. А Баки ходил взад-вперед – от окна к кухне и обратно.

Это случилось до того, как появились доступные тесты на беременность. До того, как девушка могла обратиться к доктору тайно, анонимно. До клиник абортов. Если Салли в самом деле была беременна, Баки пришлось бы на ней жениться. Если Салли в самом деле была беременна, Баки предстояло стать отцом.

Салли рыдала, пока не уснула, натянув одеяло на плечи. Ее светлые кудряшки смялись об подлокотник дивана. В спешке и отчаянии она не нанесла слой алой помады, не наложила аккуратные мазки черного на веки. Пока она спала, Стив стоял рядом с Баки, вжавшись своим плечом в его, и смотрел, как клубится дым над фабричными трубами вдалеке.

- Не знаю, смогу ли я, Стиви, – нетвердо выговорил Баки. Сейчас он имел в виду не брак и не заботу о Салли. Он всегда был готов о ком-нибудь позаботиться, отдавать, отдавать и отдавать, пока не оставался пустым сам. – Что, если я такой же, как он?

- Нет, ты не такой, – мягко сказал Стив. – Каждый день каждой недели каждого года у тебя есть выбор – каким быть. Ты не твой отец, Баки, до тех пор, пока не выберешь быть таким.

Баки натянуто засмеялся и смахнул с лица влагу, которой Стив до этого не замечал.

- А если я недостаточно сильный?

Стив пожал плечами.

- Ну, тогда я вколочу в тебя немного здравого смысла. Знаешь, Баки, твой отец был дураком. Он убедил себя, что все отлично, пока он уделяет эгоизму и жестокости один день, изображая отличного мужа все остальные. Ты довольно себялюбивый. Вечно захапываешь одеяла и часто делаешь вещи, которые делать не должен, и сам отлично об этом знаешь, – он подчеркнуто не смотрел на незамужнюю беременную женщину, спящую на диване. – И ты будешь делать ошибки. Разница в том, что ты знаешь, что значить любить кого-то другого больше, чем себя. Это то, чему не научился твой отец. Есть много замечательных отцов, Баки. Тебе просто надо делать то же, что ты всегда делаешь для меня, и все будет хорошо.

В конце концов, оказалось, что Салли не беременна.

Ее месячные пришли через две недели, и, хотя Баки тихо беспокоился, что она позаботилась о ребенке сама, все постепенно улеглось. После этого случая Баки стал намного осторожнее. Он смотрел на мужчин вокруг настороженными проницательными глазами, все чаще замечая, как мистер Синклер кладет ладонь на поясницу своей беременной жены, как мистер Гатри смотрит на свою жену и играет с ее волосами.

Только когда Баки на собственном опыте понял, что отцовство не превращает тебя в монстра – он знал это умом, но не верил в душе – он начал задумываться, действительно ли все отцы такие опасные, какими кажутся.

Люди могли до посинения убеждать Баки переоценить свой взгляд на мир, но Баки был упрямым и больше верил личному опыту, чем историям, которые могли оказаться ложью. Если что-то западало ему в голову, ничего, кроме личного опыта, не могло убедить его в обратном.

Сейчас, в настоящем, когда Баки скорчился у стены, устремив взгляд чуть левее лица Стива, весь опыт говорил ему, что Стив – враг. Обращался ли с ним кто-нибудь по-доброму после того, как он упал? По-доброму, потому что так было правильно, а не из желания, чтобы он сделал что-то или стал чем-то для них?

Все слова в мире не могли убедить Баки, что Стив его друг, если что-то другое говорило ему, что Стив просто очередной в ряду тех, кого отправляли причинять ему боль.

Стив оглядел тесное пространство, внезапно осознав, что загораживает Баки выход. Комната выглядела удушающе пустой и стерильной. До ужаса безликая койка, легко заменяемая тысячей других тюремных коек. Что Баки видел, когда смотрел на Стива?

Кого. Кого Баки видел.

Стив вжал пальцы в углы глаз, пощипал переносицу. Мысли неслись и кружились. Ему надо было знать, что Баки думает, но Баки не говорил.

Пора было выбираться отсюда.

Подавшись вперед, Стив положил ладонь Баки на затылок.

- Баки, слушай меня. Сейчас.

В голосе прозвучала командирская нота, и Баки устремил взгляд прямо, сосредоточенный и обиженный. Стив подавил тошнотворную волну облегчения: сейчас он не мог позволить себе сомнений.

- Ты слушаешь? Если да, кивни.

Баки колебался, на шее напряглись мышцы. Он кивнул один раз, быстрый резкий кивок.

- Хорошо, – сказал Стив с короткой теплой улыбкой. – Мне надо идти, но я обязательно вернусь. Можешь оставаться под кроватью сколько угодно, но я хочу, чтобы ты выходил дважды в день – есть, в туалет и спать. Кивни, если понял.

Еще один кивок. Стиву хотелось сказать: «Я не куратор, я твой друг. Я не сделаю тебе ничего плохого, я пытаюсь помочь тебе» – но нельзя описать красный цвет слепому или звук арфы глухому. Вместо этого он прижался лбом ко лбу Баки – последнее насильственное касание, которое он себе позволил, и отстранился.

- Молодец, Баки. Молодец.