Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Со вторым понятием – «сокращение настоящего» – мы уже сталкивались при рассуждениях об ускорении. Это понятие более прозрачно. Люббе поясняет его конкретное содержание на примере уменьшающегося срока актуальности естественно-научных публикаций, хотя количество таких публикаций неуклонно растет. И здесь опять появляется поразительно точная сентенция: «Высокая инновационная динамика eo ipso сужает хронологическую протяженность прошлого до размеров его желаемой актуальности в настоящем»[285]. Люббе задается главным вопросом: как долго длится настоящее? Уменьшающийся «срок годности» естественно-научного знания ведет к тому, что на публикацию более чем пятилетней давности перестают ссылаться. Проблема, волновавшая двести лет назад Эдуарда и капитана из романа Гёте «Избирательное сродство», стала нормой для нынешних естественных наук. Но в повседневной жизни сокращение настоящего оборачивается, по мысли Люббе, перманентным кризисом жизневосприятия и жизненного опыта. Мгновение, представляющее собой «лишенный протяженности переход прошлого в будущее, не может быть воспринято человеком из-за сенсорного устройства его организма»[286]. Поэтому с учетом этого базового антропологического обстоятельства любое переживание настоящего нуждается в определенном минимальном сроке длительности этого настоящего[287].

Своей третьей характеристикой – «экспансия будущего» – Люббе обращается к качественным изменениям будущего. Оно увеличивается в объеме, ибо все больше приближается к настоящему. При этом, считает Люббе, будущее становится все более непроницаемым. По мере того как все изменяется с возрастающей скоростью, возможности прогнозирования сужаются. Разрыв между пространством опыта и горизонтом ожидания становится разрывом между настоящим и будущим. Вероятность, что будущее сохранит сходство с настоящим, «убывает с ускорением цивилизационной динамики»[288]. И здесь, к сожалению, нет ни средств исправить данную ситуацию, ни возможностей компенсации. «Исчезновение уверенности в будущем принадлежит к числу неприятных издержек, которые приходится платить за исторически беспрецедентный уровень социального обеспечения». Место прежней определенности будущего занимает необходимость широкомасштабной работы по планированию и координации, которая превосходит человеческие возможности. Здесь уместно вспомнить тезис Козеллека о растущей рукотворности истории, которая несет с собой и новые формы совместного бессилия. Темпоральный режим Модерна связывает с будущим растущие надежды, но в этом кроются и свои проблемы. Довольно скептически настроенные сторонники теории компенсации указывают на них как на издержки темпорального режима Модерна. Однако делается это подчеркнуто без алармизма, со стоической сдержанностью.

Если, с одной стороны, возрастающая сложность отрывает будущее от настоящего, то, с другой стороны, прошлое все больше сближается с настоящим. «Разрастание реликтов», четвертое понятие, введенное Германом Люббе, отсылает нас к объектам, утратившим свое функциональное назначение из-за ускоренной эволюции техники и которые теперь могут быть объяснены только в исторической ретроспективе. Такие объекты стали частью истории, экспонируемой в музеях. Люббе констатирует: «Достигнутый уровень музеализации исторически беспрецедентен»[289]. Изобретение исторического, о котором вновь заходит речь, оказывает завораживающее воздействие на публику и делается своего рода национальным хобби: посещение музеев приобретает массовый характер, причем особое предпочтение отдается реликтам техники по сравнению с художественными коллекциями. Тенденции историзации заявляют о себе и в домашних рамках как ретрокультура (смотри книгу Флориана Иллиеса), за пределами таких специализированных подсистем, как историческая наука или музей: «Подобные тенденции историзации безудержно определяют ныне и нашу приватную сферу»[290]. Здесь намечается интересная эволюция: темпоральный режим модерна характеризуется уже не столько отбраковыванием технически устаревших продуктов, сколько растущим стремлением «сохранить в настоящем реликты прошлого». Люббе демонстрирует эту диалектику модернизации и историзации на многих явлениях современности[291]. Однако «в обусловленной прогрессом обращенности нашей цивилизации к прошлому» Люббе усматривает не бегство от настоящего (как это делает рецензент, упрекающий Флориана Иллиеса в реакционных представлениях о родном крае), а важный компенсаторный фактор, который состоит в том, чтобы превратить «обусловленное эволюцией углубляющееся отчуждение» в «осмысленную инаковость прошлого». Лишь на этой основе современная «цивилизация способна соединить в настоящем прошлое и будущее, извлечь из этого соединения свою идентичность и развивать ее»[292].