Распятые любовью

Например, в нашем отряде жил осуждённый, впрочем, я даже имени его настоящего не знаю, в общем, заключённый по кличке «Фрося». Он очень сильно страдал от голода. Не сказать, что ему урезали пайку, просто, когда он заехал в зону, весил сто тридцать килограммов, а во время нашего знакомства – семьдесят. Не знаю, как он загремел в гарем, но Шаман придумал для него такое, как сказали бы сейчас, шоу.

Вечером после поверки в фойе между двумя спальными помещениями собирались заключённые, не все, конечно, а кому положено по статусу, таких обычно в каждом отряде из ста двадцати человек собирается двадцать-тридцать. Фросе повязывался платочек, смастерённый из куска простыни, вручалось полбулки хлеба и пачка маргарина, и он (она), опершись локтями в подоконник, становился (ась) в известную позу, именуемую одним из знаков зодиака, другой петух пристраивался сзади и спускал штаты свои и своей подружки. Начинать употреблять продукты Фросе разрешалось только после того, как секс-партнёр кивал, давая знать, что вошёл.

Бедная Фрося начинала давиться и глотала кусками хлеб и маргарин. Шаман, стоя рядом и исполняя роль ведущего, подбадривал обоих партнёров. Побеждал тот, кто первым либо съест весь провиант, либо кончит. Если выигрывала Фрося, ей выдавалась премия в виду горсти конфет. Второму партнёру наградой был оргазм.

Шаман частенько на работе порыкивал на меня:

– Погоди, сучка, я тебя ещё загоню на место Фроси.

Он занял моё место кладовщика в инструменталке и я никак не мог понять, почему он так взъелся на нас с Витасом. Видев нас, он чуть ли не бился в судорогах от ненависти. Однажды в ночную смену он подговорил бригаду сборщиков избить нас за то, что якобы из-за нас все будут работать в воскресенье. Такое иногда бывало, но в конце месяца, когда горел план. В тот раз ничего подобного не произошло, мы были избиты, а Шаман потом пояснил бригаде, что он, якобы утряс этот вопрос с руководством цеха.

Однажды вечером на прогулке в локальном секторе Витас сказал:

– Шамана нужно завалить.

– Ты что, – расширил я глаза, – раскрутимся по десятке, как минимум.

– Мне теперь всё равно, – опустив глаза, произнёс Витас. – Если не хочешь, я сам это сделаю.

– Нет, братан, нужно поступить иначе, – предложил я. – Давай скрутим его и прилюдно опустим. Достаточно просто провести членом по губам и всё, он наш, так сказать, Петя-Петушок.

– Будет мстить, зачем рисковать? Тут нужно так: либо мы его, либо он нас…

Прошло немного времени и мы подошли вплотную к решению этого вопроса. Но планы наши были разрушены оперативной частью. Меня вызвал кум и сказал:

– Ну, что Филатов, собирайся на этап, полчаса на сборы.

– Куда меня? – дрожащим голосом спросил я.

Этап для зэка-петуха – это серьёзное испытание. Никогда не знаешь, на кого нарвёшься, а беспредельщиков там хватает.

– Сам не знаю, – сказал майор, – подробностей никаких, пришёл приказ из Управления, пока в магаданскую тюрьму, а там дальше скажут.

В другой зоне я оказался только спустя три месяца, побывав в четырёх пересылочных пунктах – Магадане, Хабаровске, Иркутске, Красноярске. Сейчас вспоминаю весь этот путь и поверить не могу, что всё это случилось со мной. Мне иногда кажется, что это был всего лишь сон.

В Магадане рисков было меньше всего – спокойная тюрьма, без камерных бурь и ураганов. Войдя в камеру, я сразу объявил, что опущенный. Мне указали на место в углу под вешалкой. Оказывается, от них несколько дней ушёл петух по кличке Валюха, и он спал как раз на этом месте.

– Здесь не дует, тепло, – пояснил старожил камеры. – Можно и там расположиться, под окном, но там сквозняк, окно открываем из-за курильщиков. Ты куришь?

– Нет, – замотал я головой.

– Это хорошо! – одобрил сокамерник. – Запрещать нельзя, а дымом дышать не хочется. Значит так, слушай внимательно: миску, ложку, кружку хранишь здесь, на полу, – он указал пальцем в угол, – если в руках есть будет неудобно, можешь ставить миску на крышку унитаза. Наша Валюха, ела таким образом. К столу не лезь, даже не прикасайся, иначе будешь жестоко наказан. В твои обязанности входит два раза в день, подмести в камере, помыть полы, следить за чистотой унитаза. Проверяй постоянно, проморгаешь черкаши, получишь в бубен. Следи, чтобы у параши всегда была нарезанная газета. Пайку получаешь последним, за чужую еду не хватайся, говоришь только тогда, когда тебя спрашивают. Если что-то сам захочешь спросить, предварительно тихо скажи «можно вопрос?». Всё понял?

– Угу, – кивнул я.

– Меня Толиком зовут. Тебя как?

– Меня Борис.

– Отлично, будешь у нас в камере Барбарой. Как насчёт «ротердам» и «попенгаген»? Практикуешь?

– Не понял, – заморгал я.

– Ты когда петухом-то стал? – ухмыльнулся инструктор-старожил.

– Недавно, – смущённо ответил я, – месяц назад, но меня по беспределу…

– Это не важно, я спрашиваю, в рот берёшь, в очко даёшь?