«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Рэнсом настолько сблизился с большевиками, что у его кураторов в британских спецслужбах даже зародились подозрения, не двойной ли он агент. Хотя, как пишет его биограф Роналд Чамберс в своей книге «Последний англичанин: Двойная жизнь Артура Рэнсома», «нет никаких доказательств, что Рэнсом когда-либо передавал секретную информацию большевикам»[1359]. Скорее всего, дело ограничивалось обсуждением политических взглядов того или иного министра в британском кабинете, а также публикацией корреспонденций, благосклонных к политике большевиков[1360]. Возможно, именно по этой причине шведские власти в 1919 г. предпочли выслать из Швеции Шейнмана и Рэнсома одновременно в числе группы, как они утверждали, «пробольшевистски настроенных» англичан и совработников[1361].

Что же касается Льва Троцкого, чье слово в то время пользовалось огромным весом при определении политики большевиков, то Рэнсом буквально читал документы с его стола. Евгения Петровна Шелепина[1362] — личный секретарь и доверенное лицо Троцкого — длительное время была его любовницей.

Ллойд-Джордж и Рэнсом недолюбливали друг друга, но премьер признавал, что у короны нет лучшего разведчика в России, чем этот неуживчивый журналист, имевший прямой доступ к Ленину и получавший важнейшие секретные документы со стола самого Троцкого. Несмотря на определенную неприязнь к Рэнсому, Ллойд-Джордж ценил его осведомленность о положении дел в большевистской верхушке и считал, что тот очень близок к Троцкому и достоверно «передает его видение ситуации»[1363]. Ну, а уж в золотых делах и контрабанде бриллиантов ему равных не было!

Слушая изобилующий конкретными фактами жесткий монолог Ллойд-Джорджа, Каменев, отчетливо понимая проигрышность своей переговорной позиции и отсутствие в запасе веских аргументов против его незамедлительного выдворения из Лондона, только и смог выдавить из себя, что «делегация является одной целой организацией и попытка распределить ответственность между двумя членами делегации не может привести к хорошему результату»[1364]. Но премьер пропустил его слова мимо ушей, и эта фраза просто улетела в никуда. Результат понятен: Ллойд-Джордж торжествовал, цель была достигнута.

При этом Ллойд-Джорджа совершенно не смущало, что как раз в то время, когда шли переговоры и нарком внешней торговли сидел напротив него за столом, возглавляемый последним НКВТ получил в свое распоряжение, как указывалось в секретной справке Наркомфина РСФСР, «бриллиантов по оценке в золотой валюте — [на] 23 025 300 р.». И что особенно важно: «НКФ не известно, реализованы ли эти ценности за границей или же нет»[1365]. Если же сравнить по сумме оценки Ллойд-Джорджа и сведения из документов Наркомфина РСФСР, то получается, что они примерно совпадают: 2 млн ф. ст. — это те же 20 млн руб. золотом. Как видим, цифры практически не расходятся.

И Каменеву приходится покориться судьбе. Он покидает Лондон и отправляется, как мы уже знаем, вместе с Клэр в революционную Москву, правда, с расслабляющей остановкой в Стокгольме. Ну и с дамой, приятной во всех отношениях[1366]. Правда, более раскованной, чем у Николая Васильевича Гоголя.

Впоследствии, вспоминая об этих событиях, британский премьер недаром отмечал, что «Красин был первым русским, изложившим свои доводы с достаточной убедительностью»[1367]. О Каменеве такого он сказать не мог. Хотя и о доводах Красина особо не распространялся. О них мы можем только строить предположения по мере свободы фантазии каждого. Но очевидно, что у Красина было чем привлечь симпатии британского премьера.

Ну, а что касается Каменева, то он, конечно, не забыл Красину этой милой подставы. И припомнил, отомстив по-настоящему, по-большевистски. «Речь т. Красина характеризуется таким распределением света и теней: глубочайшим пессимизмом по отношению к нашим внутренним силам, величайшим оптимизмом насчет великодушия европейского капитализма, — заявил он с трибуны партийного съезда перед сотнями делегатов со всей России. — Вот распределение света и тени»[1368]. Что и говорить, объективная товарищеская критика всегда полезна для коммуниста, особенно со стажем, даже если вызывает бурный смех присутствующих.

Но так или иначе, а важное препятствие на пути к заключению торгового соглашения было устранено, камень с дороги убран, путь для конструктивного диалога открыт, хотя потребовалось еще несколько месяцев упорных переговоров, чтобы достичь желаемого результата.

А Москва всячески торопит Красина. В Кремле, видя несговорчивость британцев, нервничают, теребят Красина бесчисленными указаниями, требуя скорейшего заключения договора. Ленин называет этот вопрос «сугубо важным», видя после Лондона в перспективе выход на торговлю с США. Но главное, что волнует вождя, — это долги. И вот их размер «надо выяснить архиточно, чтобы нас не обязали платить»[1369]. Красин вертится ужом, успокаивая одних, заверяя других, запугивая третьих…