Расплата (СИ)

Мужчины двигались молча, быстро, слаженно, словно по четко разработанной схеме, иногда оглядываясь друг на друга и общаясь одними лишь взглядами. Кристина не без удовольствия обнимала за шею своего спасителя, уткнувшись носом в его рубашку, а он свою ношу будто и не замечал — словно хищник крался в тени деревьев, унося законную добычу. Куда? Да какая разница? В его руках спокойно и тепло, и ложное чувство непоколебимости этой минуты окутывает эйфорией. Могла ли она мечтать, что в эту недобрую ночь случится чудо, и человек, однажды ее спасший, появится опять? Могла ли она мечтать, что он хотя бы вспомнит о ней, уехав? Этого человека из ниоткуда, о котором ей известно только имя, она не забывала ни на минуту, хоть и запрещала себе даже думать о нем, не то, что мечтать — такие, как граф, не для нее. И все же помнила она и тихий его голос, и руки, которых почему-то совсем не боялась, и добрый взгляд, твердящий: «Все будет хорошо…» Легкий, едва уловимый запах лаванды от мужчины показался родным и теплым. И она уже хотела вдохнуть его поглубже, как вдруг ее бесцеремонно оторвали от спасительного тепла и усадили на коня. Впрочем, через пару мгновений Этьен запрыгнул следом и вновь крепко-накрепко прижал девушку к себе.

Спала столица сладким сном, и только всадники, пришпорив скакунов, нарушали ее покой, спеша как можно скорее ее покинуть. Этьен молчал. За все время не удостоил Кристину ни словом, ни даже беглым взглядом, и только Морис молча улыбался, замечая, как отчаянно крепко держит наследник девчонку, несмотря на всю ту злость, что бурлит сейчас в сердце. Да, он злился. Злился, хоть и понимал, почему она решилась на столь отчаянный шаг. Злился, хоть и понимал, что выбора у нее не было, и не будь этой свадьбы, случилось бы нечто другое, возможно, куда более неприятное для Кристины. Злился, потому что мог не успеть, и она, его личная маленькая Риантия, оказалась бы опять растоптана Филиппом. Злился, потому что бессилен, и только случайно брошенная Морисом фраза в Абервике спасла девчонку от недоброй участи. Злился на нее, злился на себя, и даже на Мориса, посмевшего держать ее в своих объятиях и что-то там шутить…

Кристина молчала, спиной чувствуя, как бешено бьется сердце ее графа. И холод, видимое безразличие с его стороны заставляет содрогнуться — она чувствует его злость, и ей бесконечно стыдно. Стыдно, что ему опять пришлось спасать ее из пошлой, до мурашек неприятной ситуации. Стыдно, потому что она опять ему обуза. Стыдно, потому что опять он видит ее в неприглядном виде и наверняка ничего хорошего о ней не думает. Стыдно, потому что опять позволила себя растоптать, и она не знает, как объяснить ему, каким ветром оказалась в постели у человека Филиппа — наверняка, он не поймет, да и не захочет понимать, лишь убедится в легкомысленности и глупости напрасно спасенной девчонки… Стыдно. И хочется плакать от собственной беспомощности. Хочется плакать, что он опять видит ее такой.

Уходить пришлось лесными труднопроходимыми тропами — с девушкой в одной лишь простыне передвигаться по городу, не привлекая внимания, весьма проблематично. Через час всадники уже скакали по густому ночному лесу, валясь от усталости, и благо дорога им обоим хорошо знакома: еще немного и будет поворот, за ним извилистая, почти заросшая тропа к надежно скрытой от посторонних глаз поляне.

— Все, привал, — скомандовал Этьен своему спутнику. — Костер на тебе, мы сейчас вернемся.

Морис послушно кивнул, сворачивая на поляну; Этьен же пришпорил коня и тут же скрылся в ночной темноте.

Через пару минут вороной красавец сбавил ход, спускаясь в овраг, и вскоре остановился у небольшого озера, посеребренного лунным светом. Этьен молча спрыгнул, вынуждая Кристину крепко вцепиться в конскую жесткую гриву, и отошел к воде. Он злился, и ему хотелось высказать девчонке все то, что вот уже который час горит и все никак сгореть не может, но что сказать ей? Как сказать? Она напугана, она растеряна, она едва не плачет, и хочется обнять ее, утешить, обогреть; и хочется орать, трясти ее за плечи… В бессилии метался он по берегу, ища разумный выход, боясь наговорить ей лишнего; наматывал круги под внимательный виноватый взгляд девушки и не заметил, как Кристина соскользнула с коня и оказалась рядом.

Она подошла к нему сзади, робко обняла за плечи и уткнулась носиком в горячую взмокшую спину. Этьен тут же развернулся и обнял прильнувшую к нему девушку.

— Ну куда же ты босая? — тихо проговорил он, с удивлением ощущая, как злость отступает. — Простудишься.

— Вы презираете меня? — еле слышно всхлипнула Кристина.

— Нет.

— У меня не было другого выхода, я не могла поступить иначе. Филипп приказал ему жениться…

— Я знаю.

— Знаете?

— Мне муж твой рассказал.

— Он мне не муж. Венчание только утром.

— Утром мы будем уже далеко. Не бойся ничего, твоей семье ничего больше не угрожает — твоего отца и Эмму уже увезли из поселения, Филипп их не найдет.

— Спасибо Вам. Прошу Вас, не сердитесь на меня…

— Сержусь, Кристина. Очень сержусь.

— Простите меня…