Расплата. Трилогия

   Хозяин еще не вернулся со службы. Сбросив мундир, я сел у окна и стал глядеть... Прямо передо мной возвышался массив Золотой горы, увенчанной брустверами батарей, над которыми высоко в небе гордо вился по ветру наш русский флаг... "Где однажды поднят русский флаг, так он уже никогда не спускается", -- пришла на память знаменитая резолюция Николая I на донесение о занятии Уссурийского края. Еще вчера, еще сегодня утром я верил в ее непреложность... Ну, а теперь?.. Я не смел дать себе никакого ответа... Может быть, даже хуже -- я не хотел слушать того ответа, который шептал мне какой-то тайный голос... Налево, в восточном углу бассейна, в доке, виден был "Новик", а из-за серых крыш мастерских и складов поднимался целый лес стройных, тонких мачт миноносцев, скученных здесь борт о борт; в легкой мгле, пронизанной лучами вечернего солнца, темнели громады "Петропавловска" и "Севастополя"; правее, в проходе на внешний рейд, через здания минного городка, видны были мачты и трубы стоящего на мели "Ретвизана"; еще правее, за батареями, постройками и эллингом Тигрового Хвоста, обрисовывались силуэты прочих судов эскадры, тесно набитых в небольшое пространство Западного бассейна, которое "успели" углубить... Небо было все такое же безоблачное; солнце -- такое же яркое; шум и движение на улицах и в порту, кажется, еще возросли... Но это смеющееся, голубое небо не радовало, а мучило, как насмешка; яркое солнце не золотило, не скрашивало своими лучами уличной грязи и лохмотьев китайских кули, а только досадно слепило глаза; шум и движения казались бестолковой суетой... Почему?..

   Старая, в детстве читанная, сказка Андерсена вспомнилась вдруг. В театре фея Фантазия нашептывает зрителю: "Посмотри, как хороша эта ночь! Как, озаренные луной, они живут всей полнотой сердца!" -- а в другое ухо долговязый чорт Анализ твердит свое: "Вовсе не ночь и не луна, а просто размалеванная кулиса, за которой стоит пьяный ламповщик! А эта вдохновенная певица только что ссорилась с антрепренером из-за прибавки жалованья"...

   Я, кажется, задремал...

   Вечером пошел в Морское собрание. Строевых офицеров, как наших, так и сухопутных, почти не было. Изредка забегали штабные или портовые. Преобладали чиновники и штатские обыватели. Сплетни и слухи, одни других невероятнее, так и висели в воздухе. Одно только признавалось всеми, и никто против этого не спорил: если бы японцы пустили в первую атаку не 4, а 40 миноносцев и в то же время высадили хотя бы дивизию, то и крепость и остатки эскадры были бы в их руках в ту же ночь...

   Курьезно, что разговоры на эту, казалось бы, наиболее животрепещущую тему носили какой-то "академический" характер суждений о материях важных, но в будничной жизни несущественных.

   Существенным, наиболее важным вопросом являлось: "Как-то наместник вывернется из этого положения?" -- Что он вывернется (и притом без урона), никто не сомневался. Но как? Просто талантливо отыграется или за чей-нибудь счет, т. е. кого-нибудь выставит "козлом отпущения"?

   -- Несдобровать Старку!.. Хороший человек -- а несдобровать! Прямо скажу -- жаль... А ничего не поделает! -- хриплым басом заявлял грузный (и уже изрядно нагрузившийся) портовый чин.

   -- Напрасно так полагаете! -- отозвался с соседнего стола некий "титулярный". -- Не так-то просто скушать! Документик у него есть в кармане такого сорта, что "сам" на мировую пойдет! И не только на мировую -- ублажать будет, к награде представит! Это все нам, в штабе, точно известно...

   -- А ты молчал бы лучше! -- резко оборвал его сосед-собутыльник. -- Документ-то у Старка, а не у тебя! Смотри, дойдет до... куда следует -- от тебя только мокро останется...

   "Титулярный" вдруг присмирел.

   На другой день, 2 февраля, еще до подъема флага, я был уже на "Петропавловске". Печальные вести: "Боярин" погиб. Приходилось искать места, куда бы пристроиться. По моему служебному возрасту это было не так-то просто. Помогли старые друзья по эскадре. Место нашлось чисто случайно. Опасно заболел и подал рапорт о списании командир миноносца "Решительный", лейтенант. К. Для назначения меня на эту вакансию требовалась канцелярская процедура, которая обычным порядком заняла бы дня три, но тут ее обделали в несколько часов: по докладе начальнику эскадры его штаб должен был запросить штаб наместника, не встречается ли препятствий к моему назначению; штаб наместника, по докладе его высокопревосходительству, должен был ответить, и в случае благоприятного ответа, доложенного начальнику эскадры, этот последний мог отдать приказ о временном моёмназначении, которое получало формальную санкцию после утверждения его приказом самого наместника.

   Дело оборудовали блестяще. Я сам служил за рассыльного и носил бумаги из одного учреждения в другое.