Расплата. Трилогия

   Однако, придя в Носи-бэ, увидя самолично царивший там развал, сам 3. П. Рожественский вынужден был покориться этой force majeure...

   При всей его настойчивости, при всей энергии, с которой он встряхнул личный состав и привлек всех, от первого до последнего, к работе, -- ясно было, что к 1 января никак не успеть собраться.

   Отложили на 5 января.

   Уже были составлены и обнародованы: диспозиция походного строя, порядок погрузки угля в море боевыми судами с наших транспортов, порядок пополнения угольного запаса этих транспортов с германских угольщиков, ожидающих нас в определенной широте и долготе; уже были заготовлены секретные предписания капитанам этих угольщиков, указывающие им рандеву (пункты встречи с эскадрой)... все было налажено, все роли распределены, как вдруг -- Hamburg-p-Linie отказалась от выполнения заключенного контракта... Главный суперкарг (Нечто вроде командующего угольной эскадрой) заявил, что, ввиду вновь принятых правил нейтралитета, компания не согласна поставлять уголь где-либо вне нейтральных вод (где это запрещено), а потому о погрузке на рандеву, в открытом океане, не может быть и речи.

   Это заявление явилось совершенной неожиданностью. До настоящего момента мы не могли нахвалиться точностью, с которой Hamburg-p- Linie исполняла принятые на себя обязательства.

   Начались деятельные сношения с Петербургом по телеграфу.

   А время шло...

   -- Каждый потерянный день -- невознаградим! Нельзя ждать! Нельзя!.. -- прорывалось иногда у адмирала.

   Он упорно держался плана, намеченного еще в S-te Marie: запаса угля на наших собственных транспортах с избытком хватило бы для похода новых броненосцев (присоединив к ним "Аврору" и "Светлану") во Владивосток, а потому -- идти вперед немедленно, не теряя ни часа и бросив позади всякий хлам!

   По-видимому, эта идея не была одобрена Петербургом. Совершенно не касаясь тех сведений, которыми находил возможным делиться со мною лейтенант С. (это было бы разглашением служебной тайны), по виду, по замечаниям, по распоряжениям адмирала ясно было, что нам "приказано" ждать подкреплений, что Петербург, закрывая глаза на действительность, слепо веря в чудо, возлагает на нас несбыточные надежды...

   Это было тяжелое время. В моем дневнике с 5 по 17 января не записано ни одной строчки, -- единственный столь значительный перерыв за всю кампанию. За этот период мне приходится руководствоваться воспоминаниями, подкрепленными приказами и циркулярами, в которых отмечались главнейшие моменты жизни эскадры.

   Что сказать о настроении? -- Когда определилось, что ждать присоединения к нам южноамериканских кораблей или судов Черноморского флота не приходится, на эскадре не было уже трех мнений, о которых я упоминал выше, но только два: либо -- немедленно вперед, либо -- возвращаться... В действительность подкреплений, которые могли быть высланы Балтийским флотом, никто не верил... Сторонники того или иного взгляда сходились на одном пункте -- это было общее решение -- либо вперед, либо назад! Стоять -- нельзя!..

   Первые по возобновлении строки моего дневника, 17 января, были: "Вчера -- ровно месяц нашего пребывания на Мадагаскаре. Жара, сырость, духота -- нестерпимые. Стоянка в этом климате и даже не столько климат, как самый факт стоянки, пагубной задержки, действуют на всех угнетающе. Близко -- боюсь сказать -- полная деморализация... Тошно писать. Скорее бы вперед, чтобы чем-нибудь кончилось..."

   От жары, что ли, но иногда в голову приходили какие-то нелепые мысли... Думалось: если нас не пускают вперед, то неужели японцы не догадаются снарядить сюда соответственную экспедицию? Ведь официально мы стоим вне территориальных вод, и здесь все позволено. Почему не атаковать нас ночью минными судами, а потом -- добить остатки при посредстве подводных лодок?..

   Какой-то кошмар... Период полного упадка духа...

   Но был на эскадре человек, который не поддавался этому настроению, который решил, что, раз его донесений не понимают или не хотят понимать, приказывают ему ждать подкреплений, которые он называл "лишней обузой", надеются, что силь; небесные совершат чудо, -- то ему ничего не остается более, как до конца исполнить свой солдатский долг...

   Этот человек был 3. П. Рожественский.

   "Ждать подкреплений и затем идти вперед для победы и одоления! Так приказывают? Хорошо! Оставив мечты о победе, использовать время ожидания для запоздалого обучения и сплочения нестройной армады".

   Он умел заставить работать, умел подбодрить людей, близких к полной апатии. Начались, вперемежку с погрузками угля и ремонтными работами, усиленные учения и занятия, выходы в море для практической стрельбы и маневрирования. К сожалению, последнее нельзя было выполнять так часто, как было бы желательно, потому что после всякого выхода и маневрирования, неизбежно связанного с переменными ходами, дня два-три приходилось давать на отдых и переборку постоянно повреждавшихся механизмов, а что касается практической стрельбы -- то... дело стояло за недостатком боевых припасов.