Расплата за предыдущую жизнь

Тюляпин медленно встал, его отшатнуло назад, но всё-таки устоял на ногах. Теперь он видел и четвёртого немца. Переводчик. Небольшого роста и, похоже, невысокого звания, хоть и стоял расслабленно, но мундир застёгнут на все пуговицы, на голове пилотка.

— Я был один, — глухо ответил Тюляпин и сам не понял, почему сказал именно так.

Переводчик перевёл и двое немцев за столом стали что-то со смехом говорить третьему, стоящему рядом с Тюляпиным. Тот счастливо отсмеялся и похлопал по его плечу.

Переводчик быстро перевёл, сказанные третьим немцем слова.

— Хороший солдат! Ты помог мне выиграть пари! Тебе просто повезло сегодня второй раз! Я не отдам тебя в лагерь! Там — жестокая и унизительная смерть! Я хочу, чтобы ты рассказал всё о вашем отряде, и я расстреляю тебя без всяких пыток, как истинного русского солдата!

Офицеры за столом захлопали в ладоши, засмеялись, а третий, согнув свободную руку в локте, прислонил её к груди и раскланялся.

Тюляпин смотрел на всю эту клоунаду и понимал, что они не просто дурачатся, они пытаются таким образом выпытать у него сведения. И в то же время у него зародились сомнения, об одном и том же отряде у них представления? Неужели группа из шести человек, практически безоружных, голодных, пугающихся каждого шороха, могла заинтересовать на столько, что была устроена хорошая засада? В принципе, какая разница? Всё равно расстреляют, а я и не узнаю на кого эту засаду рассчитывали.

— Понимаете, господин… э-э-э, я не разбираюсь в ваших званиях, — тихим и неторопливым голосом проговорил Тюляпин, исподлобья глядя на немца с голым торсом.

— По-вашему, господин капитан, — вставил переводчик.

Тюляпин слегка кивнул ему, выражая всем своим видом не благодарность, а просто маленькую толику уважения за помощь.

— Так вот, господин капитан, вы меня всё равно расстреляете, и так, и эдак. Врать мне нет никакого смысла.

Капитан, в свою очередь, согласно кивнул, очень внимательно глядя в глаза Тюляпина.

— Расстреливайте, но я правда не знаю, о каком отряде вы говорите. Я был один и двигался на юг, потому что не смог пересечь дорогу у Мальковичей. Иначе ушёл бы на восток.

После перевода повисла пауза. Затем офицеры что-то живо начали обсуждать между собой. Тот, который был в белой рубашке, сильно горячился и хватал пистолет, лежащий на краю стола. Поднимет, потрясёт им и с грохотом кинет на место. В итоге капитан развернулся в сторону Тюляпина.

— Ты можешь показать свой путь на карте?

— Могу.

— Офицер в расстёгнутом мундире живо разложил непонятно откуда взявшуюся карту, сдвинув бокалы и тарелки в сторону.

Капитан поманил Тюляпина пальцем и поставил прямо в тарелку вторую керосиновую лампу, которую до этого продолжал держать в руке.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что карта очень подробная, с тропами через лес, а порой и через болота, но все обозначения на ней нанесены на немецком языке. Впрочем, названия вполне угадываются.

— Мал-ко-ви-чи, — произнёс по слогам название белорусского селения раздетый.

Ткнул в значок на карте и пристально посмотрел на Тюляпина. Под перекрестием взглядов трёх немецких офицеров, «попаданцу» пришлось ориентироваться по карте. Грязный палец с обломанным и таким же грязным ногтем прочертил путь вдоль дороги Мальковичи — Дятловичи вниз, к югу. Получается, что прошёл где-то между вот этими озёрами. Потом пересёк другое шоссе и углубился в лес в районе селения Лунинец, где свернул на восток и вышел на засаду.

— Почему не стал пересекать дорогу Ганцевичи — Дятловичи? Оттуда на восток ближе.

Надо было соврать так, чтобы поверили. Тюляпин, пренебрегая головной болью, спешно соображал, как правдивей подать свою историю. Или же рассказать правду, но не говорить о тех, кто с ним был. С другой стороны сказать правду и не упоминать о спутниках.

Он медленно заговорил и положил ладонь на рану на груди.

— Я попытался перейти дорогу в нескольких местах, но скопления ваших войск оказалось настолько плотным, что проскочить незамеченным показалось нереальным. Вот я и двинулся на юг.

Капитан несколько секунд о чём-то думал, а затем перебросился короткими фразами со ставшими, внезапно, серьёзными, офицерами. Щёлкнул пальцами, распрямился и что-то сказал переводчику.

Через минуту немецкий солдат грубо выталкивал Тюляпина за дверь, стараясь, как можно больнее ткнуть прикладом винтовки.

— Странно, что ни разу не ударили. Поверили, что ли? Или на расстрел? По крайней мере, обещали расстрелять, — усмехнулся он, и состроил гримасу от прострелившей голову боли.

Ночная прохлада немного взбодрила. Неожиданно яркий луч резанул по глазам, словно лазером и ушёл в сторону. Конвоир крикнул на своём языке и выругался. Тюляпин отчего-то отлично понял, что это именно ругательные слова. В ответ раздался смех и хриплый голос. Луч фонарика осветил ступени крыльца, и конвоир толкнул Тюляпина в спину.