Расплата за предыдущую жизнь

— Назад и вперёд ходу нет. На восток можно проскочить под прикрытием леса и холма, но надо отвлечь их внимание в другую сторону. Тогда есть шанс выбраться из мешка. Пулемёт бы мне, и я б им показал, что такое Кузькина мать!

— Нет у нас пулемёта. Автомат немецкий с двумя магазинами, две гранаты и винтовка. Это тому, кто останется прикрывать.

— Я и останусь, Макар Фомич, — Юрка выпалил фразу без заминки. — Продержусь сколько надо.

— Нет, уж, братцы, — прохрипел Тюляпин, внезапно вернувшимся голосом. — Остаюсь я. Со мной вам не пройти, а если что, не оторваться. Где надо пошуметь?

Парни посмотрели на Тюляпина так, будто это они виноваты в сложившейся обстановке.

— Здесь, Аркаша. Заляжешь вон за тем бугорком. Ночи дожидаться не будем.

— Юрка прав. Надо сейчас уходить, — Макар Фомич сжал руку Тюляпина. — Извини, что так получилось.

Тюляпин обнялся со всеми на прощание и поцеловал Машу. Девушка зарделась, распахнула глаза во всю ширь.

— Ты…

И тут же заплакала.

— Маша, не плачь, встретимся ещё, — он улыбнулся, и она на мгновение поверила его словам.

Он смотрел им вслед и не мог поверить, что опять остался прикрывать. Если прошлый раз получилось спонтанно, то сейчас взвешенно при здравом рассудке. Он понимал, что смерть не будет играть с ним так долго в игру под названием «жизнь». И так слишком много «бонусов» он получил за короткий период своей новой и молодой жизни.

Вот они достигли назначенного места, Юрка подал сигнал. Пора начинать светопреставление.

Тюляпин осторожно выглянул из-за бугорка. В прицел винтовки попал офицер.

— Хорошая птичка. Славной охоты тебе, Аркаша, — пробормотал он и выстрелил.

Офицер словно упёрся в невидимую стену, сделал шаг назад, ноги в коленях подогнулись, и он медленно сложился на землю.

— Один есть, — буркнул он, доставая автомат и выпуская в сторону засуетившихся немцев короткие очереди.

Враг всё-таки опытный и, несмотря, на некоторую расслабленность, сконцентрировал на позиции Тюляпина довольно плотный огонь в очень короткое время, не давая поднять головы.

— Прижали, сейчас обойдут, и погибну я геройски без единой медальки. Жаль, конечно, но война дело такое.

Ему показалось, или кто-то ползёт справа?

— А задницу надо ниже опускать, — улыбнулся Тюляпин, взвёл гранату и кинул в сторону мелькающей пятой точки.

Взрыв, вскрик и тишина. Сразу же усилился огонь.

«Знать бы, прошли ребята уже, или ещё нет? Должны пройти. Обязаны».

Он вытянул над бугорком руку и выстрелил из автомата в сторону врага. Тут же вжался в пахучую траву июльского лета, всем телом ощущая, как пули впиваются в почву и рвут землю. Казалось, воздух накалился от раскалённых стволов и пуль, жужжащих роем над головой. Он стрелял, старался беречь патроны. Но вот уже и винтовка с открытым казёнником легла рядом с опустошённым автоматом. Осталась граната. Одна-единственная.

Тюляпин видел, как смелеют солдаты врага, вставая во весь рост, как офицер с ехидной ухмылкой и пистолетом в руке идёт прямо к нему, как птица, случайно пролетавшая мимо, резко взмыла в небо, как деревья махнули своими кронами, словно соглашаясь с его задумкой.

Сидя на коленях, спрятал от приближающегося врага гранату между ними. В голове стучала мысль: наградят посмертно, если узнают. И так захотелось жить, что Тюляпин, чуть не отказался от своей затеи. Презрительный уничижающий взгляд офицера вернул его боевое состояние.

— Улыбочку-то я тебе сейчас сотру…

Когда подошёл офицер и несколько солдат, Тюляпин резко выдернул чеку и уронил смертоносный снаряд к ногам противника с мстительной улыбкой.

Лицо офицера испуганно скривилось, солдаты попадали на землю, словно это их может спасти на таком расстоянии. И…

Тюляпин растерянно посмотрел на не взорвавшуюся гранату и сглотнул комок. Офицер пришёл в себя и со всей злости заехал рукояткой пистолета по голове, отчего Тюляпин упал, обливаясь кровью из рассечённой раны и потеряв сознание.

Ледяная вода вернула сознание. Тюляпин увидел перед собой мокрый, с грязными разводами, деревянный пол. Медленно поднял голову. Комната в крестьянской избе, освещённая двумя керосиновыми лампами. Запах дыма от сигарет, алкоголя и квашеной капусты. Одна лампа стоит на столе рядом с чашками и стаканами, а другую держит немец в форменных брюках на подтяжках и с голым торсом. Огонь от лампы плясал в его тёмных глазах. За столом сидели ещё два офицера. Один в расстёгнутом мундире очень внимательно смотрел за движениями Тюляпина, второй в белой рубашке, курил, пуская клубы дыма под потолок, и казалось, совершенно не интересовался пленником.

— Вставай, рус, вставай! — неожиданно раздался голос за спиной.

Тюляпин хотел оглянуться на голос, но голова закружилась от резкого движения и боли. Рука самопроизвольно коснулась левой стороны у виска и новая, ещё более сильная боль заставила отдёрнуть руку от огромной шишки. К тому же грудь заныла от напомнившей о себе ране.

— Ты хороший солдат! — продолжил голос. — Но ты должен сказать, куда ушёл ваш отряд. Кто им командует, сколько в нём человек, какое вооружение.