Смыгин увивался рядом с офицером, но не забывал бросать взгляд в сторону Тюляпина. Пленных поставили в ряд на краю овражка, напротив, выстроились солдаты расстрельной команды. Офицер махнул рукой и прогремел залп. Из расстреливаемых на ногах остался стоять только Пётр, который выпрямился, вытянулся, поднял голову. Солдаты перезарядились, вскинули винтовки. Новый взмах руки офицера и пули вонзаются в тело, который секунду назад всем своим видом бросил вызов своим палачам. Тюляпин плакал. Крупные слёзы текли по щекам, множество слов приходило на ум, которыми клял себя Тюляпин. Сердце сдавило, а пальцы побелели и не желали отпускать руль.
Смыгин запрыгнул в кабину, взглянул на Тюляпина. Усмехнулся.
— Ни разу не видел, как других расстреливают? Привыкай. Поехали в лагерь.
Тюляпин не отреагировал на его слова.
Смыгин вытащил пистолет и приставил к его голове.
— Не поедешь, пристрелю прямо здесь! — громко прошипел Смыгин.
Не вполне осознавая своих действий, Тюляпин стронул ЗИС с места…
За баранкой Тюляпину приходилось находиться почти всё время. Гибель Петра потрясла и ввергла в состояние нереальности. Он ездил, ел, спал, а казалось, что всё это не настоящее. И только боль от гибели Петра, от его последнего взгляда, навечно засели в глубине незаживающей раной.
Мысли о побеге вертелись постоянно, но возможности бежать, пока не представлялось. Всегда вторым грузовиком был ЗИС Ивана с солдатами. Порой их сопровождали мотоциклисты и бронетранспортёры, если груз был важным. Ни его, ни Ивана сопровождающие не выпускали из вида. Полностью доверия к хиви не было.
Возить приходилось всё. От пленных до боеприпасов. Продовольствие, воду, горючее, запчасти для ремонтной бригады. Порой просто кого-нибудь довести до места назначения. И всегда в кабине, на пассажирском сидении находился Смыгин, а в кузове от трёх солдат вермахта.
Пленные смотрели на Тюляпина с ненавистью и презрением. А он замыкался, опускал глаза и думал о побеге. Убежит и отомстит за Петра, за расстрелянных красноармейцев, за тех, кто оказался в лагерях…
Сегодня пленных предстояло везти в Барановичи. Приезжал какой-то офицер, отобрал несколько человек для работы на железной дороге. Смыгин умчался получать документы. Тентованный кузов ЗИСа Ивана в этот раз заполнился полицаями.
День пасмурный, душный. Тюляпин принёс ведро воды для радиатора и умывался у машины. Пленных провели мимо, и он услышал, как кто-то из них пообещал всадить ему нож в горло. Резко обернулся, но все пленные смотрели в землю, и узнать, кто обещал его убить, не представлялось возможным.
Этот случай дополнительно встряхнул Тюляпина. Совесть уже замучила его, глодала так, что он мог сорваться в любой момент. С трудом сдерживая злость, которая клокотала в груди, он залил воду в радиатор, расплескав большую часть ведра. Пришлось ещё раз идти за водой.
Когда заливал в радиатор второй раз, то не заметил, как сбоку подошёл немецкий офицер. Рука дёрнулась именно в этот момент, и вода брызнула офицеру на лицо и китель.
— Швайне! — крикнул офицер и кулаком нанёс удар по лицу Тюляпина.
Устоять на ногах не получилось, гремя ведром и хватаясь рукой за воздух, Тюляпин упал на мокрую от пролитой воды, землю.
Офицер, вынул белоснежный платок и вытер лицо. К нему подбежал Смыгин, что-то быстро-быстро залопотал на немецком языке, показывая на Тюляпина. Офицер глянул на поднимавшегося с земли хиви, и скривился в презрительной ухмылке.
Смыгин несколько раз оббегал вокруг офицера, который непринуждённой походкой двинулся ко второй машине. У открытой дверцы остановились. Офицер сказал несколько слов и залез в кабину. Смыгин подбежал к Тюляпину, пытавшемуся отряхнуться от грязи и пыли.
— По сторонам смотри, растяпа! За твою никчемную жизнь никто и ломаного гроша не даст! Я всё уладил. Так что должен. Понял, нет?
— Если кому и должен, то только не тебе, — огрызнулся Тюляпин. — Жизнь моя, как ты сказал, никчемная, так что и суетиться не стоит.
— Сволочь ты, Тюляпин, бездушная.
— Такая же сволочь, как и ты, Смыгин, — они несколько секунд буровили друг друга взглядами и разошлись, когда раздался окрик офицера.
— В машине поговорим, — буркнул Смыгин, запрыгивая на пассажирское сиденье.
От аккумуляторов двигатель не завёлся. Тюляпин долго дёргал «кривым ключом», но безрезультатно. Смыгин уже начал нервничать и выскочил из кабины. Громко сопя ходил за спиной Тюляпина, затягиваясь немецкой папиросой и бормоча маты.
Движок схватится и глохнет, схватится и глохнет. Подбежал Иван. Вдвоём удалось запустить двигатель ЗИСа. И Смыгин громко и облегчённо вздохнул, радостно запрыгнул в кабину. Тюляпин неспешно закинул ключ под седушку, вытер руки ветошью, занял место водителя.
— Ты чего, сука, медлишь? — зашипел Смыгин.
— А мне на тот свет торопиться не зачем, — спокойно ответил Тюляпин и рывком стронул с места тяжёлый ЗИС.
— Ты, прекращай! А то…
— Что, то, что, это. Какая разница?