Расплата за предыдущую жизнь

Он не задохнулся, сумел каким-то шестым чувством осознать своё положение и выбраться наружу. Бой ещё шёл. Сколько Александр пробыл под землёй, он не мог предположить даже приблизительно. Дым, гарь, пыль, где-то пытающееся пробиться сквозь эту пелену солнце. Голова раскалывалась от боли. На ладони, которой ощупал правую затылочную часть, кровь.

— Рассекло, — проплыла мысль.

Перед глазами всё немного расплывалось. Взгляд остановился на красноармейце, который пытался сменить диск на пулемёте ДП, но осколок, почти отделивший голову от туловища не дал ему завершить начатое.

Шатаясь, Александр, повинуясь странному порыву, воткнул на место диск, раскинул сошки, установил пулемёт на бруствер и встретил врага выстрелами в упор.

Взгляд вправо, а там по окопу уже передвигаются немецкие солдаты. Он рванул пулемёт на себя, и с трудом удерживая его на весу, дал очередь по виднеющимся над бруствером головам в чужих касках. Сжал до боли челюсти так, что хрустнули зубы, пошёл по извилистому, полузасыпанному землёй окопу навстречу врагу. Короткие очереди из пулемёта не давали им шансов на спасение…

Атака прекратилась внезапно, немцы куда-то исчезли и звуки боя переместились на левый фланг.

Александр смотрел по сторонам и ощущал тошноту. Во рту металлический привкус, нос улавливает запах гари, крови, пороха. Голова раскалывается от боли. Вокруг только тела погибших красноармейцев и немецких солдат. Для Александра перестало существовать время. Он оборудовал место для пулемёта. Взял у убитых две винтовки и два десятка патронов. Непонятно откуда оказавшейся в руках сапёрной лопаткой углубил окоп. Немцы долго ждать не заставили. Пулемёт выплюнул в их сторону две очереди и замолк. В ход пошли винтовки.

В разгорячённой и пронзённой болью голове билась и повторялась только одна мысль: убить. И он убивал вражеских солдат. Пули до какого-то определённого момента жалели его, но вот он вдохнул воздух, а выдохнуть не получалось. Появилась боль в груди, острая, жгучая. Он лишь чуть-чуть приподнялся из своего окопа, как в грудь вонзилось множество комариков. Александр закрыл глаза, мир поплыл, искривляясь цветными плавными линиями.

— Вот и всё, — успел произнести он последнюю фразу, прежде чем очередная пуля пробила ему голову, навсегда освобождая от головной боли…

Глава 26. Побег в бессмертие

Смыгин нарисовался неожиданно. Тюляпин даже испугался, когда за его спиной раздался голос.

— Хватит пугать уже, — недовольно пробубнил Тюляпин. — Или тебе нравятся заикастые водители?

— Ты мне тут поговори! Готовь машину, пленных повезём.

— Куда везти?

— Куда скажут, — в словах послышалось ехидство. — Ты здесь никто. А никто слово не имеет. Заткнись и слушай, что тебе будут приказывать. Усёк?

Тюляпин кивнул.

— Так-то лучше. Тут недалече ехать. Сначала в лагерь. Дорогу запомнил?

Тюляпин отрицательно мотнул головой.

— Иван знает. У него и господин офицер поедет в кабине.

От ремонтной мастерской доехали до лагеря, в который определили Тюляпина. Заставили немного подождать. В кузове грузовика Ивана сидело человек двадцать немецких солдат и офицер в кабине. К Тюляпину загрузили семь красноармейцев и двух гражданских под охраной шести солдат. В кабину запрыгнул Смыгин.

— Чего смотришь? Теперь нам ехать первыми. Заводи, буду дорогу показывать.

Тюляпин направил тяжёлую трёхтонку в сторону города. Руки уже болели от сопротивляющейся баранки, и с непривычки немного ломило спину.

— Завтра я буду не в состоянии сесть за руль, — подумал Тюляпин. — Тело ноет уже сегодня, а завтра будет полный звездец.

Грузовик, натужно гудя, вылез на основную дорогу, в зеркале заднего вида виднелся ЗИС Ивана, следующий неотступно за ними. Через пару километров Смыгин приказал свернуть к лесу.

— Заезжай в лес. Там увидишь вытоптанную поляну, останавливайся.

— Расстрел? — спросил Тюляпин и мрачно глянул на Смыгина.

— Расстрел. Хочешь поучаствовать?

— Нет, — резко, больше, чем надо ответил Тюляпин.

Смыгин недобро усмехнулся.

Смотри, а то можешь оказаться среди тех, кого расстреливают.

— Я уже стоял на той стороне, — тихо проговорил Тюляпин, выворачивая на довольно широкую, вытоптанную поляну.

— Тормози здесь. Там овражек. Туда и расстреливаемых поведут. Машину не глуши.

Рядом остановился грузовик Ивана. Офицер выпрыгнул из кабины, что-то прокричал, и из кузова посыпались солдаты. Пленные гуськом, под стволами винтовок двинулись к оврагу. Тюляпин узнал среди них Петра. Внутри всё оборвалось. Как же так? И сразу стало стыдно. Он густо покраснел до самых ушей, но взгляда от знакомого не отводил. А тот, словно почувствовал, что на него смотрят, оглянулся. Тюляпин вцепился пальцами в баранку и сжал зубы до предела, не замечая, как хрустнул зуб.