Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться

Как-нибудь безлунной ночью, когда «с небес созвездья льют свой свет дрожащий»[42] и нет никакой облачности, кроме сверкающих белизной разводов Млечного Пути, уйдите подальше от помех, создаваемых уличным освещением, лягте на траву и вглядитесь в небо. Вам сразу же бросятся в глаза созвездия, но смысла в их конфигурации будет не больше, чем в пятнах влаги на запотевшем потолке ванной. В связи с этим обратите внимание, сколь мало значат высказывания вроде «Нептун входит в созвездие Водолея». Водолей — это случайный набор звезд, все они находятся на различном расстоянии от нас и не связаны друг с другом ничем, кроме того что формируют некий (бессмысленный) узор, если смотреть на них из определенной (ничем не примечательной) точки Галактики (отсюда). Созвездие не является реально существующим объектом — таким, куда Нептуну или чему-либо еще можно было бы «войти» в каком угодно смысле.

Да и сама форма созвездий непостоянна. Миллион лет назад наш предок Homo erectus разглядывал в ночном небе набор совершенно других созвездий (и никаких световых помех в то время не было, разве что искрящееся новизной изобретение тогдашних людей — костер). Еще через миллион лет наши потомки тоже будут видеть в небесах иные звездные узоры, и мы уже сейчас доподлинно знаем, какие именно. Это та разновидность точных предсказаний, которые под силу астрономам, но не астрологам. И предсказания эти — опять-таки в отличие от астрологических — сбудутся.

Скорость света не беспредельна, и потому, глядя на большую галактику в созвездии Андромеды, вы видите ее такой, какой она была 2,3 миллиона лет назад, когда по африканским плоскогорьям расхаживали австралопитеки. Ваши глаза обращены в прошлое. Поверните их на несколько градусов к ярчайшей звезде в том же созвездии, и вы увидите Альферац, но гораздо позже — примерно во время краха на Уолл-стрит. А то Солнце, цвет и форму которого мы наблюдаем, находится всего в восьми минутах от настоящего момента. Однако наведите мощный телескоп на галактику Сомбреро — и вы будете созерцать триллион солнц из той эпохи, когда ваши хвостатые предки робко выглядывали из-за ветвей, а Индия столкнулась с Азией, воздвигнув Гималаи. Более масштабное столкновение — между двумя галактиками в Квинтете Стефана — являет нам себя из тех времен, когда на Земле начиналась эра динозавров, а трилобиты только-только вымерли.

Какое бы историческое событие вы ни назвали, где-нибудь найдется звезда, чей свет позволит вам мельком взглянуть на нечто, происходившее в год этого события. И если только вы не совсем маленький ребенок, где-то в ночном небе есть и звезда вашего собственного рождения. Ее сияние — это термоядерное свечение, провозглашающее год вашего появления на свет. По правде говоря, таких звезд не очень много (примерно 40, если вам сорок лет; примерно 70, если вам пятьдесят; примерно 175, если вам восемьдесят). Когда вы смотрите на них, телескоп служит машиной времени, превращающей вас в свидетеля тех термоядерных событий, которые действительно происходили в год вашего рождения. Льстит тщеславию, но и только. Звезда вашего рождения не снизойдет до того, чтобы рассказать что-нибудь о вашем характере, вашем будущем или о том, с кем вы совместимы в браке. У звезд своя, более масштабная повестка дня, в ней нет места мелким человеческим заботам.

Ваша «звезда рождения» будет вашей, разумеется, только в этом году. На следующий уже придется искать другую — на поверхности сферы побольше, на один световой год дальше от нас. Считайте, что эта расширяющаяся сфера — область добрых вестей: неуклонно распространяющихся во все стороны вестей о вашем рождении. В эйнштейновской вселенной, в которой, по мнению большинства физиков, мы живем, ничто в принципе не может перемещаться быстрее света. Значит, если вам исполнилось пятьдесят, у вас есть свой личный раздувающийся пузырь с новостями, и его радиус 50 световых лет. Внутри этой сферы (содержащей чуть более тысячи звезд) теоретически (но отнюдь не на практике) можно было бы возвестить о вашем существовании. А за ее пределами вы с таким же успехом могли бы и не существовать, в эйнштейновском смысле вы там и не существуете. Сферы существования пожилых людей обширнее, чем у молодых, но все равно охватывают лишь ничтожно малую часть Вселенной. Нам, приближающимся к двухтысячной годовщине Иисуса, его рождение может казаться давним и значительным событием. Но на той шкале, о которой идет речь, весть эта столь недавняя, что даже при самых благоприятных обстоятельствах она могла бы быть провозглашена лишь одной двухсотмиллионной от одной миллионной части всех имеющихся во Вселенной звезд. Вокруг многих, если не большинства, звезд обращаются планеты. Число их столь велико, что на каких-нибудь из них, вероятно, имеются свои формы жизни, а где-то возникли разум и технологии. Однако разделяющие нас расстояние и время столь громадны, что тысячи жизненных форм могли независимо возникнуть и вымереть, не имея никакой возможности узнать о существовании друг друга.