Распорядок агонии

А вот лазить по многочисленным гимнастическим сооружениям мне понравилось. Я ощущала замечательную лёгкость и, как умела, размышляла о гравитации. Просить же о консультации боялась пуще огня: иновселенский паровоз – коли его столкнуть вопросом – можно остановить только истерикой. Я же приняла твёрдое решение не ссориться с тем, кто может оказаться единственным моим сожителем на… Только бы не на тысячелетия! Этого я точно не выдержу.

Три следующих месяца пролетели незаметно. Я переросла колени Тармени на целую ладонь и здорово окрепла. Меня уже не шатало при ходьбе на ногах. Но бегать на всех четырёх, неожиданно, понравилось больше. Мне уже позволялось носиться примерно по третьей части того, что называлось научно-исследовательской базой. Во всё научное с исследовательским мелюзге доступ перекрыли. Но и по доступному бегать-не перебегать, лазить-не перелазить. Нескончаемые конструкции для лазанья покрывали стены и потолки каждого помещения, включая коридоры.

Моя гнилая вестибулярка в третьей жизни приказала долго жить! Никакая высота, никакие полёты с перекладины на перекладину не напоминали мне о жалком двуногом с его головокружениями на табурете под сгоревшей лампочкой. Я была быстрой, ловкой и почти всемогущей! Конечно, этот гад время от времени демонстрировал мне, что значит настоящий примат. Хотя предпочитал прямохождение: руки ему нужны для умных занятий. А мне только для приятных!

Старое доброе «хреново» посещало меня по вечерам. Я жутко тосковала по сыну и скучала по друзьям. Едва перед глазами вставала суровая младенческая мордашка Вейтела – теперь уже пятилетнего джентльмена – рядом вырастал незабвенный лик свекровушки. Он гневно трудился над обвинениями в мой адрес: и совести нет, и смылась втихаря, и попомнишь, и воды тебе не будет напиться перед смертью. Стопроцентный эффект присутствия. Мысли и чувства покупались на обманку и тонули в туманности, прозванной Дженнифер. Ни внешность, ни целый букет новых замашек не обманывали меня на её счет: моя долгожительница соблюла себя в целости. И случись нам в очередной раз повоевать, я неизменно продолжу ощущать себя сапёром, шагнувшим на минное поле с маникюрными щипчиками.          

Для контакта с ней в стиле «Повелевающего битвами» мне требовалось подрасти. Тармени был категоричен: через четыре года и никаких гвоздей. Чтобы послать на зондирование приведение, к которому я привыкла, требуются колоссальные физические затраты организма. Попытка форсировать события вызывает однозначную детскую смертность, так что прижми хвост и не петюкайся.

– Ольга, нам нужно поговорить, – важно провозгласил Тармени, стаскивая меня с перекладины.

Я честно хотела вести себя культурно. Но детские лапки упорно не желали отцепляться – с этим тоже приходилось бороться. Младенческое тело так и норовило подгадить интеллекту старушки.

– Ничего, скоро ты подрастёшь, и эта проблема исчезнет сама собой, – утешил меня вездесущий всезнайка, запихивая непоседу в свежеуложенную кучу фруктов. – Только не объедайся! Ты же взрослая женщина. И должна понимать всю тяжесть последствий.

– Не волнуйся, – хмыкнула я, сдирая шкурку с баклажана. – Вчера моя щенячья половина получила достойный урок обжорства. Хотя я честно предупреждала её о последствиях.

– Тебе было плохо?! – пропустил он мимо ушей совет не волноваться. – Я допустил ошибку. Вчера у меня было много работы, и я пренебрёг обязанностями… опекуна. Но бобики не предупредили меня об ухудшении твоего здоровья.

– Пришлось спряталась, – отмахнулась я правой задней. – Меня раздражает, как они вечно таскаются за мной.

Бобики – так с моей лёгкой руки Тармени стал называть биороботов, на которых лежала вся работа по дому. И в оранжерее, крыша которой выходила на поверхность, но была закамуфлирована под окружающий ландшафт. Барбосы были вдвое крупней и занимались техническими вопросами. Внешне от нас с Тармени эта публика отличалась пуговицами вместо глаз и отсутствием агрессии даже на зачаточном уровне.

– Так, о чём ты хотел поговорить?

– Надеюсь на твоё благоразумие, – попытался он заручиться тем, что являлось предметом моей гордости и сомнений всего остального человечества. – Ты должна понять, что в сложившихся объективных обстоятельствах моё решение было продиктовано самыми лучшими намерениями.

– Свершилось! – патетически вздохнула я и куснула бочок сладкого баклажана: – Я так и знала, что ты засунешь меня ещё в кого-нибудь. Это не червяк?

– Ольга, будь серьёзней. Потому, что вопрос и вправду…

– Давай уже к делу!

– Видишь ли, когда я тебе рассказывал о победе твоих друзей в Катаяртане четыре года назад, я не упомянул про… одно событие. Согласись, процесс твоей адаптации…

Мои ввинчивающиеся в сладкую мякоть зубки замерли. А потом лязгнули, смыкаясь с недетской силой. Кажется, там даже что-то хрустнуло.

– Надеюсь, что мотивы...

– Мотивы? – уточнила я, тупо пялясь на растерзанный фрукт, заливающий соком моё брюхо.