— Никак нет! — вытянулся я.
— Давай тебе увольнительную оформлю, езжай домой, отдохни. Заслужил. — Она потянулась к терминалу. — Или к Санчес своим. Напряжение сбрось. Так сказать воспользуйся правом на супружеские обязанности.
От последней фразы я скривился.
— Мишель, я предельно серьёзен.
Она остановилась за мгновение, так и не включив рабочий терминал. Вперила в меня тяжёлый взгляд.
— ЗАЧЕМ? Зачем, Хуан? Ты всего достиг, всего добился — какого рожона теперь ворошить это дело? Езжай, отдохни, к утру всё забудется.
— К утру будет поздно. Их расстреляют. А я ЧУВСТВУЮ, так надо. Так правильно.
— Почему? — Снова пронзающий взгляд.
— Когда я уходил, встретился с ними всеми глазами. У шестерых взгляд был обычный, типовая ожидаемая ненависть — из-за меня, хорошего человека, дай бог мне здоровья, их, кого почти вытащили с того света, теперь казнят. А этот… — Я задумчиво покачал головой. — Он иначе смотрел, Мишель. Не так, как смотрят на своего палача и убийцу. В его глазах была… Грусть. Сожаление. Раскаяние.
— Раскаяние?
— Да, мия кара. Ты можешь меня пристрелить, но я чувствую, что должен разгадать этот взгляд, причину раскаяния. И я это сделаю. Даже если для этого мне лично, в обход тебя, придётся выходить на руководство.
— А ты упёртый мальчик! — Она вздохнула, откинулась в кресле, принялась качать его в стороны. — Ну, если ты найдёшь способ связаться с Ноговицыным, он не откажет. Сейчас он тебе и не такое одобрит. И у Леи отпросит, и в посольство сам отвезёт — мальчики в посольстве сидят, на своей, марсианской территории. Правда, для этого тебе придётся связаться с хранителями… А может лично с Васильевой…
— Васильевой? — не понял я.
— Они знакомы, — отмахнулась Мишель. — Что ж, при твоей фатальной везучести и наглости, думаю, ты перешагнёшь через себя и на неё выйдешь. И своего добьёшься. А значит, мне ПРИДЁТСЯ уступить, чтобы это движение возглавить, а не разгребать постфактум последствия.
Я приторно улыбнулся.
— Ты душка.
— Не лыбься! — осадила она. — Я прагматик, только и всего. Стой, сброшу «молнию» Лее. Без неё и её «одобрямс» такие вещи лучше не делать, хоть я и сама могу связаться со Стрелком. Хотя нет, «молния» для тебя слишком круто, ограничимся «кометой». Всё равно, судя по детскому времени, она не спит.
Сеньор Ноговицын лично заехал за мной. Подъехал к Восточным воротам, и я запрыгнул в его кортеж. Меня отпустили, но без помпезностей и понтов — просто подписали увольнительную до послезавтрашнего утра, и всё. Так что никакой охраны, только я, выцыганенные у Паулы (а кого ещё грабить? Девчонки тоже богатые, но красноволосая деньги вообще не считает) деньги на карточке, да условно гражданская одежда сверху. Повседневная, футболка, жилет и брюки, никакого официоза.
Его превосходительство внимательно меня оглядел, улыбнулся своим мыслям и спросил:
— Хуан, я не против, как видишь. Но с условием, что ты расскажешь, для чего этот цирк.
— Сеньор, это не так просто объяснить… — попытался уйти я от ответа.
— Я понятливый.
Я прикусил губу. Нашёл с кем спорить и кому отказывать. Он не Мишель, долгосрочных планов на меня не деожит. Передумает, выкинет из машины… И будет прав.
— Меня обучают сотрудники императорской гвардии, — зашёл я издалека. Как разведки, так и контрразведки.
— Это мне известно, — кивнул он.
— И они говорят, что настоящий разведчик, а я в их понимании разведчик, раз они меня учат, должен замечать мелкие нестыковки вокруг. Детали, ускользающие от взгляда обывателя. Что восемьдесят процентов раскрытых дел — последствия такой вот внимательности.
— Тебя учат правильно, — одобрил он. — Так и есть. Детали проработать невероятно сложно, они обычно и выдают агентов.
— Вот-вот. И вчера, после моего выступления, я, уходя, бросил взгляд на обвиняемых. Теперь уже обвинённых. И нашёл там такую вот нестыковку. Один из парней смотрел на меня не так, как был должен.
— А как был должен? — Сеньор улыбнулся — я его позабавил. Такой улыбкой улыбается матёрый волчище, когда опекаемый им волчонок ловит в прыжке первую в своей жизни бабочку.
— Ненависть. Безысходность. Страх. Отчаяние. Злость. Ярость. Желание удавить. В глазах шестерых так и было.
— А увидел что?
— Обречённость. Неизбежность. Воздаяние. Раскаяние. Желание следовать року, что он неизбежен. Фатум. И ничего из вышеперечисленного в комплекте с этими чувствами, только эти.
— Да, это… — Он нахмурил лоб. — …Это по меньшей мере странно. Но настольно ли, чтобы ради этого срывать с места двух правителей государств, озадачивая этой проблемой?
— Завтра будет поздно, сеньор, — парировал я, чувствуя себя совершенно спокойным. Ну да, вздёрнул, отвлёк двух правителей двух государств, и что? Потерпят. Я для них старался вчера, они пусть постараются для меня сегодня.
— Это не ответ, — покачал он головой.
— А ещё меня обучают своим премудростям сотрудники двадцать шестого отдела пятого управления… — произнёс я и замолчал.
— И? — сделал вид, что не понял, он.