Расправляя крылья 1. Шаг перед пропастью

— Две роты это, конечно, громко сказано, — прокомментировал Макс. — Максимально при мне там находилось сто-сто двадцать человек, то есть рота. А территория — мама моя дорогая! Целый завод, катакомбы. Все раскурочено, разворочено; повсюду сплавы кварца от разрядов деструкторов, завалы. Обломки оборудования. И на каждом шагу огневые точки. И мины, мины…

— Туда часто прорывались? — спросил я. Макс нахмурился.

— Бывало. Но мне всегда казалось, амигос там что-то искали. Они не пытались штурмовать, захватить сам завод, метр за метром, окапываясь на каждом клочке — как делали на других частях фронта. А приходили, лезли нахрапом, и, получив по рогам, отходили. Штурмовых ботов экономили? Это ж не люди, они денег стоят, да и везли их аж с Венеры… Но на других же участках не экономили!

Помолчал.

— Это в любом случае было подозрительно — целая рота отборных бойцов и несколько оставшихся «бульдогов» практически в тылу, в месте, которое не защитишь, и где отрезать от базы тебя можно на раз. Если бы я был командиром осаждающих, я бы тоже нервничал и пытался разобраться, но они скорее всего ЗНАЛИ. Но только, поскольку не местные, знали только ЧТО надо искать. А не ГДЕ. Потому и осторожничали.

— Ты понял, что они искали, — уверенно хмыкнул я. Макс покачал головой.

— В своё время — да. Но и до этого понимал, что тут что-то есть, раз командование держится за завод. Понимали и красно-серые, и раз за разом пробовали нас на прочность.

— Ладно, продолжай, — махнул я.

Макс продолжил.

С людьми у Николая Ивановича, главы медвзвода, оказалось даже хуже, чем они подумали. А именно никак не было. Понимая, что эту цитадель укрепрайона можно потерять в любой момент, командование в Десногорске отказалось держать здесь квалифицированный персонал. Сам Николай Иванович, военный врач, доктор от бога, способный сделать абсолютно всё, любую операцию любой сложности в любых условиях, да отказавшиеся уходить две девочки, такие же, как и они сами, добровольцы в подчинении. Девочки, несмотря на неопределённый статус, уже давно могли проводить простейшие операции, и им самим нужен был вспомогательный персонал. Коим их с Оксаной и определили.

— Хоть препаратами снабжают! Не перекрыли лавочки! — злился временами на кадровый голод Николай Иванович.

Ополченцы помогали, как могли. Прикомандировывали к медчасти по два-три человека. Но когда случались прорывы, людей всё равно не хватало, и Максимка, несмотря на юный возраст, постоянно курсировал от операционной к линии фронта и обратно. Туда — с медикаментами и барокамерами, обратно — с тяжелоранеными. Причём он, ввиду небольшого размера и владения современным тончайшим биоскафандром (подарок отца незадолго до смерти), мог пролезть в такие дыры и норы, куда взрослому в металлоплатиковом скафе хода нет и не будет. Потому его посылали в самые трудные места, зная, что дойдёт, и груз донесёт. Вентиляционные шахты, опасные тоннели, узкие лазы… Он пролезал даже там, где не пройдёт «бульдог». Единственным его противником могла стать «такса», новый вид венерианских миниатюрных боевых роботов-копателей, но таковых в Десногорске пока замечено не было.

Таким образом, Макс стал экспертом по доставке, ему даже выдали собственный игломёт. Старенький, но вполне рабочий ЛВЛ-142. Оксану же дядя Коля приблизил и начал учить; к концу осады она могла делать перевязки любой сложности, вплотную подбираясь к уровню простейших операций.

* * *

— Знаешь, чем я там занимался в свободное время? — произнёс Макс, ставя на металлический стол камеры очередную порожнюю рюмку. Пили мы нечасто, в основном говорили, лишь иногда промачивая горло. Точнее, говорил он, рассказывая о Войне. Многое, очень многое им сказано не было. Такое, что послушал бы с большим удовольствием, узнав подробности и подоплёки многих вещей. Но в нашем распоряжении была всего ночь, и эту ночь мы потратили с фантастическим КПД.

— У тебя было свободное время? — поставил рядом я свою и поёжился. Крепкий ром, градусов шестьдесят. Латинос обычно его разбавляют, но, как выяснилось, разбавление крепкого спиртного не в марсианских традициях. «Это не наш путь!» — сказал Макс, когда я предложил сие кощунственное с его точки зрения действо, только-только достав из пакета бутылку и воду. Скорее всего, привёл какую-то цитату, но чью, я, при всей начитанности и эрудированности, не знал.

Макс на мой вопрос натужно рассмеялся:

— Выше Олимпа!

Помолчал.

— Ты что, Ваня, думаешь? Война это суета, беготня, постоянный адреналин?

А фиг тебе! — скрутил он дулю. — Война — это скука. Рутина. Тяжелая, ежедневная. От которой не спрячешься.

Ты не можешь бросить и уйти — должен быть здесь и держать боевую позицию. Должен блюсти, бдить, ибо за твоей спиной тысячи гражданских. Но делать тебе при этом нечего, заняться нечем, и ты сидишь, занимаясь чем попало, пока не взвоешь.