Распря великая. Московско-галичские войны второй четверти XV века

Никакой необходимости посвящать священнослужителя в планы по ликвидации опасных родичей не было. И никто бы на месте Дмитрия Юрьевича так делать не стал. Вряд ли, планируя уничтожение Василия Васильевича и его наследников, князь обратился за советом к духовным лицам, всегда отзывчивым на нарушение Божьих заповедей. Реши Шемяка избавиться от досадливого и опасного брата – избавился бы, и несомненно, тайно. В решительности ему было не отказать. Впрочем, многие исследователи в злодейском замысле Шемяки не сомневались. Например, Николай Сергеевич Борисов, биограф Василия II[337].

Губительным для нового государя стало другое обстоятельство. Добившийся великого княжения Дмитрий Юрьевич (Шемяка) не проявил себя на московском престоле дальновидным политиком и оказался не очень успешным руководителем. Его курс на продолжение сбора денег для выплат татарам, восстановление независимости Нижегородского княжества, подчиненного еще Василием I, – все это крайне негативно воспринималось московской служилой средой, а в особенности родовитым боярством. Более того, обещание защитить независимость Новгорода Великого и заключение союза с властями Государства Святой Софии не могли не встревожить его былого союзника, тверского князя Бориса Александровича. Московскому купечеству вряд ли понравилась монетная реформа Шемяки – начатый им выпуск новых, более легких денег, подобных чеканившимся в Галиче (около 0,5 г серебра). Сторонников низвергнутого Василия Васильевича не могли не раздражать и надписи, дополнившие изображения всадника с копьем: «Д.О» (означавшая «Дмитрий-осподарь»)[338] либо даже «Осподарь всея земли Русской», помимо обычного титула «великий князь». Иногда вместо всадника-копейщика на монеты помещалась фигура Шемяки, восседавшего на великокняжеском троне. (Примечательно, что Юрий Дмитриевич, став московским государем, монеты не портил, а, наоборот, повысил вес денег, выпущенных при нем.[339])

Размышляя над провальной внешней и экономической политикой Дмитрия Юрьевича, Н. С Борисов считает главной его ошибкой то, что новый государь «не сумел найти общий язык с московскими боярскими кланами, не сумел сохранить ту сложную систему прав и обязанностей, почестей и привилегий, мест за столом и в княжеском совете, которая складывалась десятилетиями и обеспечивала правителю лояльность всего московского правящего класса»[340]. Безусловно, такие просчеты имели место. Но они были все же вторичными. Василию II умение ладить с боярскими кланами не очень-то помогло при перевороте и приходе к власти Шемяки. Захватившему московский престол князю просто не хватило времени на подчинение столичных бояр и дворян. Возможно, не доверяя им, тот стремился заместить ненадежных советников и слуг своими людьми.

В Москве вновь начался «отъезд» всех недовольных Дмитрием Юрьевичем ко двору Василия Темного, на этот раз либо в Литву, к бежавшему туда Василию Серпуховскому, либо в Вологду, после передачи ее в удел ослепленному свергнутому государю. К тому же теперь на стороне Василия II выступил и Борис Александрович Тверской (их союз был спешно закреплен обручением шестилетнего сына Василия Ивана с четырехлетней дочерью тверского князя и обещанием передать тому Ржеву[341]) и большинство духовенства.

Церковные иерархи первыми почувствовали непрочность власти Шемяки и сделали выбор в пользу его соперника[342].

Рис. 24. Присяга москвичей Дмитрию Шемяке и бегство сторонников Василия II в Литву.

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Рис. 25. В. В. Муйжелъ. Свидание Дмитрия Шемяки с князем Василием II Темным

Поддержка церкви имела для опального князя особую роль. Возможно, сыграла роль его позиция противника унии с католическим Западом. Ведь именно Василий Васильевич изгнал в 1439 году митрополита-грека Исидора. Тот был поставлен по обычаю на Русскую митрополию в Константинополе и подписал в этом сане Флорентийскую унию православных и католических иерархов. После этого собор русских епископов в 1441 году уже без согласия Константинопольского патриарха избрал митрополитом епископа Иону, что стало важным шагом на пути становления самостоятельности русской церкви.