Вследствие таких сложных и проблематичных последствий мнение исследователей изменилось – если в начале 1990-х они поддерживали активные интервенции, то в конце десятилетия стало модным критиковать «демократизацию». Появились новые и основательные исследования, в рамках которых на НПО обрушился шквал критики. Антропологи исследовали опасности бездумного импорта и применения таких «западных концепций», как гражданское общество, в страны бывшего Восточного блока. Выявлялись глубинные противоречия и расхождения во взглядах [Creed, Wedel 1997; Gal 1997; Hann, Dunn 1996; Ottaway, Carothers 2000; Sampson 1996; Wedel 1998]. В недавних исследованиях звучала резкая критика инфраструктуры международного феминизма. Отрицательно оценивалась запутанность и невозможность отделить структуру от неолиберальной повестки дня, достигшей своего апогея после окончания холодной войны. Некоторые отвергают концепцию гражданского общества как преимущественно риторический прием для проповеди демократии [Comaroff, Comaroff2001; Hardt, Negri 2000; Mandel 2002], прием, который одновременно рационализирует политику структурной перестройки и способствует сокращению государственного социального обеспечения [Alvarez et al. 1998; Foley, Edwards 1996]. Альварес, Дагнино и Эскобар описывают новые сервисноориентированные НПО, используя аббревиатуру АМСА (аппараты и методы социальной адаптации). Они называют такие НПО временными полумерами, безнадежно скомпрометированными той ролью, которую они играют в заполнении пробелов свободного рынка [Alvarez et al. 1998: 22]. Другие изображали НПО как средство продвижения интересов элиты, а не расширения прав и возможностей широких слоев населения, характеризуя тех, кто работает в этом секторе, как «компрадорскую буржуазию» [Sampson 2002: 299], транснационально ориентированную элиту, у которой больше общего друг с другом, чем с местным населением или социальными движениями, из которых они вышли [Feldman 1997; Kamat 2001; Mandel 2002; Richter 1999; Sampson 1996].
Некоторые пошли еще дальше и прямо называли НПО лакеями империализма, пособниками и помощниками мирового империализма [Hardt, Negri 2000; Roy 2004].
Ученые-феминистки стали критически относится к мнимым успехам международного фемактивизма в эпоху после окончания холодной войны. В рамках такого подхода транснациональный активизм отделялся от социальных движений, активизм стал «средством для достижения цели и целью сам по себе» [Riles 2001: 49]. Феминизм и его концепции, которые получили широкое распространение в конце холодной войны, были поставлены под сомнение из-за их схожести с империалистическими и корпоративными идеалами [Gapova 2004; Mohanty 2003; Snitow 1999]. С этой точки зрения мейнстримизация гендера и так называемая НПОизация – это синонимы деполитизации и демобилизации феминизма и женских движений [Alvarez 1998; Lang 1997; Paley 2001].
Критика международной помощи, выделяемой на демократизацию, присутствовала и в моей работе. В своей книге я уделила немало места оценке тревожащих последствий глобальных интервенций. Я рассказала о трех основных экспортируемых продуктах: третьем секторе, гражданском обществе и о концепции «насилия против женщин». Я показала, что третий сектор не оправдывает возложенные на него надежды. Вместо процветания для низового уровня в третьем секторе происходит символическое и структурное воспроизводство ранее существовавших элит эпохи СССР. Такое положение дел способствует гендерно обусловленному распределению власти и ресурсов и потворствует появлению иерархий, в которых процветает зависть и межгрупповая конкуренция. Кроме того, в соответствии с логикой неолиберализма происходит перекладывание ответственности с государства на местные неправительственные группы. В отсутствие постоянной государственной поддержки группам приходится сталкиваться со все новыми и новыми проблемами. В главе 4 говорилось, что феминистски ориентированное определение «насилия в отношении женщин», применяемое в России, непреднамеренно отвлекает внимание от других вопросов социальной справедливости, от иных сил, угнетающих женщин. Здесь необходимо участие полиции и государства, поскольку речь идет о торговле людьми и терроризме. Это тревожный результат для движения, которое намерено бросить вызов глобальному неравенству, способствующему маргинализации женщин. Критика имеет решающее значение, особенно в связи с тем, что Соединенные Штаты запускают новые проекты в Ираке и на Ближнем Востоке во имя демократизации и прав человека/женщин. В эти неспокойные времена как никогда важно продолжать задавать вопросы о спонсируемых США и Европой проектах «финансирования добродетели» [Ottaway, Carothers 2000]. И все же я настаиваю на том, что этого недостаточно. Во многих отношениях критика – это самое простое. У нее всегда находится своя целевая аудитория. Но подобный подход вызывает вопросы по целому ряду пунктов.