Говорил Иса ибн Хишам: Эти слова подействовали на нее, как вода на огонь или как на жильцов предписание о наложении ареста на их дом, — она испугалась, кричать перестала, горько вздохнула и вышла из зала. Мы же нашли себе в зале удобное место, чтобы узнать, чья сторона возьмет верх.
Говорил Иса ибн Хишам: Наступила ее очередь танцевать, и в зале усилились шум и гам, послышались крики и свист, шеи вытянулись в сторону сцены и раздались приветственные аплодисменты. На сцене появилась нелепая девка, курносая, тощая, с синими веками, густо подведенными бровями, нарумяненными щеками, набеленными плечами, окрашенными хной руками. Краска заменяла ей никаб, все лицо и тело были покрыты разноцветными разводами — от ослепительно-белого до угольно-черного вперемешку с ярко-красным, как у хамелеона в пустыне, в знойный полдень. Все оставшиеся неприкрытыми части тела были украшены бусами, браслетами, брошками, цепочками, звенящими колокольчиками, лентами и кольцами. Она начала танцевать и прыгать в такт музыке, а рядом с ней находился слуга, страшный, как шайтан во плоти, — с безобразной головой на уродливом теле, с лицом, словно высеченным из кремня, с глазами, как зрачки сокола, с носом, как орлиный клюв, со ртом, брызжущим слюной, с отвисшей губой и в закрученной чалме. В правой руке он держал кувшин, из которого наливал ей в бокал не вино освежающее, а смесь адскую, обжигающую. Она ее немедленно выпивала и негодяю на ухо что-то шептала, а рукой кому-либо из сидящих в первом ряду махала. Негодяй рык, подобный львиному, испускал и на жертву пристальный взор устремлял. Тут же веселый гарсон с готовностью подбегал, он по паре бутылок в каждой руке держал, пробки из них вышибал и бутылки строем у ног танцовщицы выставлял. Слуга наливал бокал за бокалом, она выпивала и требовала еще, не останавливаясь и не прерываясь. Можно было подумать, что он черпал из колодца и пересохшее вади{270}
наполнял или из бьющего источника воду брал и в дырявую бочку наливал. Когда алкоголь разлился по ее жилам огнем, она завертелась и запрыгала еще быстрей, извиваясь змеей и вращая, как черепаха, головой. А слуга в ловкости с ней состязался, и они друг друга подзадоривали — кто кого перещеголяет и кто кого перетанцует. Она выкрикивала в сторону зала непристойные слова и грязные ругательства, а посетители смеялись и веселились, дружно ею восхищались и выходками ее наслаждались. Наконец силы ее истощились, глаза ввалились, она замолчала и шутки ее прекратились. Она покрылась потом, на губах выступила пена. Она достала платок и начала вытирать лицо и тело. Платок промок и окрасился во все цвета радуги, а с кожи девицы стекла вся раскраска, ее ухищрения и обман развеялись, как мираж в пустыне, и все увидели перед собой то ли гуль отвратительную, то ли медведицу трясущуюся. Все от нее отвернулись, выражая неудовольствие и осуждение, чувствуя брезгливость и отвращение. Паша наклонился к моему другу и спросил его с удивлением: «Неужели такая способна растапливать сердца и опустошать карманы? Неужто люди до такой степени слепы, что не могут отличить газель от обезьяны?»Друг: Да, именно такая уродина, при виде которой дикие звери разбежались бы от страха, а шайтан взмолился бы Аллаху, для этой публики — кумир несравненный и чудо века. Скольких она разорила и сколько душ погубила, скольких чести лишила и в презираемых превратила, скольких мужей с женами разлучила, а отцов против сыновей восстановила, скольких братьев сделала врагами, сколько разрушила благополучных семей, в грязи вываляла честных людей, сколько зла натворила и перед сколькими двери тюрьмы открыла. А те, которых ты видишь здесь сидящими в этом болоте зловонном, пасущимися ночь за ночью и месяц за месяцем на этом пастбище тлетворном, не думай, что они люди низкие и плебеи — здесь есть и эмиры и беи, и благородные и известные. Взгляни направо, на этого, гордо восседающего среди своих собутыльников, он сын эмира. Отец его умер и оставил ему несметное состояние. Тотчас же вокруг него собралась компания бездельников бессовестных и дармоедов. Он начал проматывать свое наследство с приобретения породистых лошадей и роскошных экипажей. Потом огромные деньги на свой свадебный пир потратил, а оставшееся на распутниц и продажных девок спустил, больше всего вот на эту дрянь, которой сегодня ему приходится лишь издали любоваться — она на его взгляды не отвечает и, обобрав до нитки, знать его не желает.
Теперь взгляни налево, на того, что крутит усы, хлопает глазами и играет бровями. Он тоже из знатной семьи. После смерти матери унаследовал баснословные деньги, но не прошло после похорон и недели, как жребий злосчастный бросил его в когти этой обольстительницы ужасной. Он жить без нее не может и каждую ночь здесь проводит, а она вытягивает из него одну за другой материнские драгоценности и украшения, не считая золота и серебра, которые он тратит здесь на угощение.