Рассказ неизвестного человека (An Anonymous Story)

We had never had cooking done at home nor kept horses, because, as he said, "he did not like disorder about him," and only put up with having Polya and me in his flat from necessity.	Он никогда не держал у себя ни кухни, ни лошадей, потому что, как выражался, не любил "заводить у себя нечистоту", и меня и Полю терпел в своей квартире только по необходимости.
The so-called domestic hearth with its everyday joys and its petty cares offended his taste as vulgarity; to be with child, or to have children and talk about them, was bad form, like a petty bourgeois.	Так называемый семейный очаг с его обыкновенными радостями и дрязгами оскорблял его вкусы, как пошлость; быть беременной или иметь детей и говорить о них -- это дурной тон, мещанство.
And I began to feel very curious to see how these two creatures would get on together in one flat -- she, domestic and home-loving with her copper saucepans and her dreams of a good cook and horses; and he, fond of saying to his friends that a decent and orderly man's flat ought, like a warship, to have nothing in it superfluous -- no women, no children, no rags, no kitchen utensils.	И для меня теперь представлялось крайне любопытным, как уживутся в одной квартире эти два существа -- она, домовитая и хозяйственная, со своими медными кастрюлями и с мечтами о хорошем поваре и лошадях, и он, часто говоривший своим приятелям, что в квартире порядочного, чистоплотного человека, как на военном корабле, не должно быть ничего лишнего -- ни женщин, ни детей, ни тряпок, ни кухонной посуды...
Chapter V.	V.
Then I will tell you what happened the following Thursday.	Затем я расскажу вам, что происходило в ближайший четверг.
That day Zinaida Fyodorovna dined at Content's or Donon's.	В этот день Орлов и Зинаида Федоровна обедали у Контана или Донона.
Orlov returned home alone, and Zinaida Fyodorovna, as I learnt afterwards, went to the Petersburg Side to spend with her old governess the time visitors were with us.	Вернулся домой только один Орлов, а Зинаида Федоровна уехала, как я узнал потом, на Петербургскую сторону к своей старой гувернантке, чтобы переждать у нее время, пока у нас будут гости.
Orlov did not care to show her to his friends.	Орлову не хотелось показывать ее своим приятелям.
I realised that at breakfast, when he began assuring her that for the sake of her peace of mind it was essential to give up his Thursday evenings.	Это понял я утром за кофе, когда он стал уверять ее, что ради ее спокойствия необходимо отменить четверги.
As usual the visitors arrived at almost the same time.	Гости, как обыкновенно, прибыли почти в одно время.
"Is your mistress at home, too?" Kukushkin asked me in a whisper.	-- И барыня дома? -- спросил у меня шёпотом Кукушкин.
"No, sir," I answered.	-- Никак нет, -- ответил я.
He went in with a sly, oily look in his eyes, smiling mysteriously, rubbing his hands, which were cold from the frost.	Он вошел с хитрыми, маслеными глазами, таинственно улыбаясь и потирая с мороза руки.
"I have the honour to congratulate you," he said to Orlov, shaking all over with ingratiating, obsequious laughter. "May you increase and multiply like the cedars of Lebanon."	-- Честь имею поздравить, -- сказал он Орлову, дрожа всем телом от льстивого, угодливого смеха. -- Желаю вам плодитися и размножатися, аки кедры ливанстие.