Рассказ неизвестного человека (An Anonymous Story)

The visitors went into the bedroom, and were extremely jocose on the subject of a pair of feminine slippers, the rug that had been put down between the two beds, and a grey dressing-jacket that hung at the foot of the bedstead.	Гости отправились в спальню и поострили там насчет женских туфель, ковра между обеими постелями и серой блузы, которая висела на спинке кровати.
They were amused that the obstinate man who despised all the common place details of love had been caught in feminine snares in such a simple and ordinary way.	Им было весело оттого, что упрямец, презиравший в любви все обыкновенное, попался вдруг в женские сети так просто и обыкновенно.
"He who pointed the finger of scorn is bowing the knee in homage," Kukushkin repeated several times. He had, I may say in parenthesis, an unpleasant habit of adorning his conversation with texts in Church Slavonic. "Sh-sh!" he said as they went from the bedroom into the room next to the study. "Sh-sh!	-- Чему посмеяхомся, тому же и послужиша, -несколько раз повторил Кукушкин, имевший, кстати сказать, неприятную претензию щеголять церковнославянскими текстами. -- Тише! -зашептал он, поднося палец к губам, когда из спальни перешли в комнату рядом с кабинетом. --Тссс!
Here Gretchen is dreaming of her Faust."	Здесь Маргарита мечтает о своем Фаусте.
He went off into a peal of laughter as though he had said something very amusing.	И покатился со смеху, как будто сказал что-то ужасно смешное.
I watched Gruzin, expecting that his musical soul would not endure this laughter, but I was mistaken.	Я вглядывался в Грузина, ожидая, что его музыкальная душа не выдержит этого смеха, но я ошибся.
His thin, good-natured face beamed with pleasure.	Его доброе, худощавое лицо сияло от удовольствия.
When they sat down to play cards, he, lisping and choking with laughter, said that all that "dear George" wanted to complete his domestic felicity was a cherry-wood pipe and a guitar.	Когда садились играть в карты, он, картавя и захлебываясь от смеха, говорил, что Жоржиньке для полноты семейного счастья остается теперь только завести черешневый чубук и гитару.
Pekarsky laughed sedately, but from his serious expression one could see that Orlov's new love affair was distasteful to him.	Пекарский солидно посмеивался, но по его сосредоточенному выражению видно было, что новая любовная история Орлова была ему неприятна.
He did not understand what had happened exactly.	Он не понимал, что собственно произошло.
"But how about the husband?" he asked in perplexity, after they had played three rubbers.	-- Но как же муж? -- спросил он с недоумением, когда уже сыграли три робера.
"I don't know," answered Orlov.	-- Не знаю, -- ответил Орлов.
Pekarsky combed his big beard with his fingers and sank into thought, and he did not speak again till supper-time.	Пекарский расчесал пальцами свою большую бороду и задумался, и молчал потом до самого ужина.
When they were seated at supper, he began deliberately, drawling every word:	Когда сели ужинать, он сказал медленно, растягивая каждое слово:
"Altogether, excuse my saying so, I don't understand either of you.	-- Вообще, извини, я вас обоих не понимаю.
You might love each other and break the seventh commandment to your heart's content--that I understand.	Вы могли влюбляться друг в друга и нарушать седьмую заповедь, сколько угодно, -- это я понимаю.
Yes, that's comprehensible.	Да, это мне понятно.