Рассказ неизвестного человека (An Anonymous Story)

I would stand near the door and listen; then the chambermaid would pass and say coldly, "Madame est partie."	Стоишь около двери и слушаешь; но вот мимо проходит горничная и холодно заявляет: "madame est partie" {мадам уехала (франц.).}.
Then I would walk about the passages of the hotel, walk and walk. . . .	Затем ходишь по коридору гостиницы, ходишь, ходишь...
English people, full-bosomed ladies, waiters in swallow-tails. . . .	Какие-то англичане, полногрудые дамы, гарсоны во фраках...
And as I keep gazing at the long striped rug that stretches the whole length of the corridor, the idea occurs to me that I am playing in the life of this woman a strange, probably false part, and that it is beyond my power to alter that part. I run to my room and fall on my bed, and think and think, and can come to no conclusion; and all that is clear to me is that I want to live, and that the plainer and the colder and the harder her face grows, the nearer she is to me, and the more intensely and painfully I feel our kinship.	И когда я долго смотрю на длинный полосатый ковер, который тянется через весь коридор, мне приходит на мысль, что в жизни этой женщины я играю странную, вероятно, фальшивую роль и что уже не в моих силах изменить эту роль; я бегу к себе в номер, падаю на постель и думаю, думаю и не могу ничего придумать, и для меня ясно только, что мне хочется жить, и что чем некрасивее, суше и черствее становится ее лицо, тем она ближе ко мне и тем сильнее и больней я чувствую наше родство.
Never mind "My good sir," never mind her light careless tone, never mind anything you like, only don't leave me, my treasure.	Пусть я -- "сударь мой", пусть этот легкий, пренебрежительный тон, пусть что угодно, но только не оставляй меня, мое сокровище.
I am afraid to be alone.	Мне теперь страшно одному.
Then I go out into the corridor again, listen in a tremor. . . .	Потом я опять выхожу в коридор, с тревогой прислушиваюсь...
I have no dinner; I don't notice the approach of evening.	Я не обедаю, не замечаю, как наступает вечер.
At last about eleven I hear the familiar footstep, and at the turn near the stairs Zinaida Fyodorovna comes into sight.	Наконец, часу в одиннадцатом слышатся знакомые шаги и на повороте около лестницы показывается Зинаида Федоровна.
"Are you taking a walk?" she would ask as she passes me. "You had better go out into the air. . . .	-- Прогуливаетесь? -- спрашивает она, проходя мимо. -- Вы бы лучше шли наружу...
Good-night!"	Спокойной ночи!
"But shall we not meet again to-day?"	-- Но разве мы уже не увидимся сегодня?
"I think it's late.	-- Уже поздно, кажется.
But as you like."	Впрочем, как хотите.
"Tell me, where have you been?" I would ask, following her into the room.	-- Скажите, где вы были? -- спрашиваю я, входя за нею в номер.
"Where?	-- Где?
To Monte Carlo." She took ten gold coins out of her pocket and said: "Look, my good sir; I have won.	В Монте-Карло, -- она достает из кармана штук десять золотых монет и говорит: -- Вот, сударь мой. Выиграла.
That's at roulette."	Это в рулетку.
"Nonsense! As though you would gamble."	-- Ну, вы не станете играть.
"Why not?	-- Отчего же?