Рассказ о непокое

От революционной борьбы он пришел в литературу для того, чтобы, отложив саблю, продолжать революционную деятельность пером. Позднее он отложил перо и снова взялся за саблю для участия в боях против сил контрреволюции.

Роман "Добердо" Мате заканчивал такими словами:

"Форвертс, Гексли! Вперед, лейтенант Матраи! Ты объявил воину войне и теперь идешь, чтоб организовать легионы друзей и товарищей, которые повернут дула своих винтовок против тех, кто заставляет их воевать…"

На этом Залка поставил точку.

И Мате из Билыков исчез.

Только позже выяснилось, что он воюет в Испании. Он поставил точку в романе и поехал организовывать друзей на борьбу против фашизма.

Подвиги генерала Лукача на поле битв в Испании общеизвестны. Полководец Лукач — писатель Мате Залка — стал живым символом страстного и непримиримого борца-антифашиста для всех свободолюбивых народов мира. Когда возглавит Испанию демократическое правительство освобожденного испанского народа, имя генерала Лукача одним из первых войдет в освобожденный Мадрид.

Я преисполнен невыразимого волнения, что Залка был моим искренним и простым другом. Я преисполнен гордости, что был он моим читателем.

Последний привет от Мате — с мыслями о моих книгах — я получил из-под Мадрида. Он писал это письмо во время минутной передышки между жестокими боями, когда фашистские воздушные пираты засыпали бомбами позиции, на которых он стоял насмерть.

Он был борцом. Живым образом борца. Именно тем образом, которого так не хватало в моих первых книгах, направленных против предателей своего парода.

Погиб Залка в Испании в тридцать седьмом году. Разумеется, каждая смерть страшна, особенно когда она приходит преждевременно к человеку, полному сил. Но хорошо, что она была именно такой — в борьбе за осуществление великих и величественных идей свободы и справедливости. В Испанию его влекло искреннее и страстное желание принять участие в борьбе с ненавистным фашизмом: его влекла радость коммуниста, чувствующего, что он выполняет свой долг. Он понимал битву в Испании как начало мировой революции. И он хотел быть там, где шла активная и сознательная революционная борьба против классового врага.

"Форвертс, Гекели! Вперед, лейтенант Матраи!.."

Таким был Мате Залка.

Двадцать лет спустя

Война.

Хорошо помню, как услышал я эту страшную весть.

Двадцать второго июня было воскресенье. Воскресенье для меня всегда — самый лучший рабочий день. Я встал рано и сразу сел за стол: я писал повесть из жизни одесских рыбаков. Лето прошлого года я прожил на одесском берегу между Ланжероном и Отрадой, в халупе рыбака Петра Васильевича, — вот не припомню, а может быть, и вообще не знал его фамилии. Была у него жена, работавшая судомойкой в Лермонтовском санатории — на горе над "хибарою" Петра Васильевича, и сын, кажется, Павка. И еще были: приятель — дядя Миша — монтер электростанции по профессии и страстный рыбак по призванию; и был Алеша — матрос Северного флота на побывке, после воспаления легких, которое получил, "искупавшись" в Северном океане при аварии бота. Эти люди и должны были стать центральными персонажами. Работа над повестью уже подходила к концу.

Вспоминаю, я напечатал с утра несколько страниц и для передышки включил радио. Пока приемник прогревался, я вышел на балкон. Чудесный летний день стоял над Харьковом. Голубое небо уходило вдаль за шатиловскими ярами и зеленью шатиловских садов.

Солнце уже подбиралось к зениту, но пригревало мягко и нежно. Легкий ветерок навевал запах лип, что уже начинали зацветать в аллеях городского парка. Этажом выше жил Дмитро Бедзик, и его малолетний сын Юрко выводил рулады на скрипке, мягко отбивая ритм ногой в потолок надо мною. Говорю — мягко, потому что это ритмичное постукивание долбило прямо в темя, и Дмитро Иванович, чтоб оно не так меня донимало, подкладывал сыну под ноги толстый войлок. Приемник прогрелся, и появился звук. Позывные Москвы. Вспоминаю, что это меня удивило: ведь не было еще двенадцати часов, когда обычно даются позывные. С чего бы это — позывные в неурочное время?

И вдруг Левитан: "Внимание, работают все радиостанции Советского Союза!".

Еще через минуту — выступление Молотова: вероломное нападение гитлеровцев, бомбардировка на рассвете Одессы, Киева и других городов, переход гитлеровскими дивизиями наших границ.

Не буду передавать своих чувств: думаю, они были одни у всего советского народа. И, конечно, я уже не мог оставаться дома, Надо было быть среди людей, с людьми: все вдруг стали словно родными между собой — и знакомые и незнакомые. Незнакомых, как известно, во время войны не бывает.