Рассказ одного покойника. Консенсус. Свинья во фраке (сборник)

С тех пор у меня обычай завелся: как получу зарплату, так непременно куплю себе какую-нибудь философию, поставлю на полку и хожу туда сюда вдоль нее, немея аж от восторга предстоящего чтения, возьму в руки, полистаю и назад на полку поставлю, но приступить к изучению накупленного себе глубоко знания никак не решаюсь, страшно мне, зачумленной крысе, припасть к первозданному источнику чистой воды, и вовсе не потому, что боюсь не понять заумных вещей, а напротив, понять то, что никогда не должно быть понято человеком, то, за что меня Смерть с малолетства преследовала. Наконец собрался с духом и засел за свои философии. Время суток подгорелой кашей задымилось у меня в голове. Оторву чугунок от книги, гляну в окно и не пойму: то ли светает мне на дворе, то ли сумерки надвигаются, то ли утро раннее невинной девушкой мне навстречу идет, то ли вечер поздний брови насупил, то ли спать ложиться, то ли на работу идти. О телесной пище совсем позабыл, трезвым духом питаюсь.

Хожу, как пьяный от той философии, ушел в себя и позабыл, что помимо моей философии есть другой мир, в котором нужно ходить на работу, есть, спать и снова идти на работу. Встречаю я как-то на улице своего бригадира. Он уже издали заметил мой ненормальный вид, идет ко мне и машет руками, раздувая огонь возмущения, будто подбрасывает дрова в костер обвинительной речи. Подошел бригадир, увидел меня, как стеклышко трезвым, без единого мазка беспробудного пьянства и обомлел – его глаза застыли на мне в испуганном удивлении, будто не меня как есть живым, а мой призрак увидели, будто меня уже тогда в живых не было. Рассмотрев меня при руках и ногах и прочих частях тела, необходимых для жизни, выражение глаз сменилось на посюстороннее и на лице его обозначилось то, что не могло сказаться словами в моем приличном рассказе.

– Ах так, – говорит, – я думал, ты в запой ушел, а ты просто так на работу не ходишь!

– Да я, – говорю, – в самом деле в запое, я теперь от философии пьяный хожу, ум мой через край изливается.

– Так ты, – говорит, – посуду подставляй, пока последнего ума не лишился. Ну, я вижу, ты ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий для принудительного лечения от запоев и алкоголизма) не отделаешься, тебе уже значительно дальше лечиться надо.

Спасибо бригадиру, не выдал, не уволили меня по статье за прогулы, а сократили, как положено по закону. Так и жил на «выходное пособие», познавая тайны вселенной. А мне много не надо, я и есть забывал и без водки пьян своей философией.

Читаю я, значит, разные философии и никак у меня сальдо с бульдо не сходятся, концы с концами свести не могу, т. е. никак у меня всеблагого, всемилостивого, всемогущего и всеединого бога не получается, хоть с той стороны к нему подойди, хоть с этой, чувствую в боге какой-то провал, а выразить его не могу, будто провал этот не доступен словам и положительным мыслям, все мысли в провал, как в черную дыру, куда-то уходят. Да оно и, вправду сказать, ни у кого из них, у философов т. е., тоже не получается, дебет кредит не бьет. Но они, как я, не расстраиваются: такие умственные карусели закручивают, что у меня голова от их выдумок кругом идет и чуть не дымится от перегрева. И какую философскую систему ни возьми – в ней нет человека, есть только множества человеков. Любая философская система отдает предпочтение человеческому множеству, потому что множеством легко оперировать, оно безлично, множество не станет возражать, если философ сделает из него чудовище.

Нет, думаю себе мимо общепринятых мыслей, что-то здесь, в мировой философии т. е., не совсем так, не совсем как надо в ней дела обстоят, каждый на себя вселенную тянет, как лоскутное одеяло, заголяя зад оппозиции. И стал своим умом и чувством искать, где вечная собака зарыта, не веря в абсолютную правду ни одной из сторон. И что же вы думаете, нашел я труп той собаки, которую между Разумом и Материей кто-то зарыл, хотите верьте, хотите – нет! Вот посмотрите на схему моей философии, что у меня получилось.

Здесь, в этой схеме, всем место есть, – и Разуму, и Материи, и Богу, и Человеку, и низкому, и высокому, великому и ничтожному, и малому и большому, ни одно звено нельзя оборвать, не нарушив ход жизни, у всякого Якова свой резон и все идет к общей цели. Земля и небо в центре мироздания – это мифическая реальность, т. е. самая жизненная и самая реальная реальность, реальность духовного плана. Человек в центре мира, – в голове у него Разум, в чувствах – Материя, – нет места последнему злу и Смерть служит жизни, ничто не исчезает бесследно и все поправимо величием человека. Тут тебе и полярность, которая весь мир и человека из крайности в крайность бросает, тут тебе разное, тут тебе и единое, тут тебе и Смерть, тут тебе и бессмертие, тут тебе «все течет», тут тебе «все меняется», и «два раза в одну воду не войти», и здесь же из пустого в порожнее воду в ступе толкут, и быстрое время и застойная вечность, все проходит и все возвращается, ничто не вечно под луной и все стремится в Абсолютную Жизнь.