Мама часто приходила навестить нас и проверить, как продвигается работа, и я водил ее из помещения в помещение, изо всех сил стараясь объяснить физику, стоящую за точным акустическим расчетом, необходимым для создания студии (о чем сам не имел ни малейшего представления, но, поскольку я профессиональное трепло, она поверила, попавшись на крючок). Скорее всего, после долгих лет моего отсутствия мама была просто счастлива, что могла в любое время зайти и увидеть меня.
Во время одной из ее еженедельных проверок мы услышали, как где-то под грудой строительного мусора, разбросанного по комнате, тихо мяукает крошечный котенок. Пораженные, мы начали лихорадочно обыскивать каждый уголок студии, пытаясь его отыскать, но он, похоже, двигался. «Он здесь!» — говорил я, и мама бежала в мою сторону. Тишина. «Нет, здесь!» — говорила мама, и я бежал в ее сторону. Снова тишина. Шли минуты, и мы бегали туда-сюда, недоумевая, как котенок может издавать звуки сразу со всех сторон. Мы стояли совершенно неподвижно, изо всех сил стараясь не спугнуть его. Я тихо прошептал маме: «Может, он внутри стены», — встал на колени и медленно пополз по грязному полу, приложив ухо к свежеокрашенному гипсокартону, надеясь найти это беспомощное создание. Мама медленно подошла ко мне, и я услышал слабое мяуканье. «Тссс!» — сказал я. Она подошла на шаг ближе.
Котенок, за которым мы гонялись по всей студии последние сорок пять минут, оказался правой сандалией моей матери, «мяукающей» каждый раз, когда она делала шаг. Мы оба упали на пол в приступах смеха, едва дыша, благодарные за то, что нас никто не видел в этот ужасно нелепый момент, над которым мы будем смеяться по сей день.
С завершением строительства студии пришла весна — мое любимое время года в Вирджинии. После месяцев холодных, мертвых листьев и голых деревьев пришло солнце, и вскоре природа полностью расцвела: возрождение, которое несколько поэтически совпало с нашей новообретенной независимостью как группы, — и мы открыли все окна, чтобы поприветствовать новую главу. То, что когда-то я представлял как ультрасовременную звукозаписывающую студию, оказалось очень простым помещением без излишеств, с пенопластом, подушками и спальными мешками, прибитыми к стенам для лучшей акустики. Для меня это было воплощением идеи «сделай сам», чему я научился и всегда старался следовать еще с тех пор, как жил в Вашингтоне, где на местной панк-рок сцене было принято делать самим все, что только можно: от бронирования концертов до открытия собственных звукозаписывающих лейблов и выпуска наших простых записей на виниле. Я обнаружил, что результат всегда радует больше, когда делаешь что-то самостоятельно. И вот, годы спустя, мы снова учились в процессе, шаг за шагом, самым бесхитростным и наивным способом, но, что самое главное, мы были спрятаны от любых ожиданий индустрии, предоставлены сами себе, узнавая, кем мы были на самом деле как группа.