Рассказчица

Я бежала, пока не выбилась из сил. Сзади раздавались крики искавших меня эсэсовцев. Я споткнулась, упала и скатилась на дно какой-то ложбины. Уже почти стемнело. Присыпав себя палыми листьями, землей и сухими ветками, я лежала и боялась вздохнуть. В какой-то момент немцы, которые цепочкой прочесывали лес, прошли мимо меня, один наступил мне на кисть руки, но я не издала ни звука, и он не заметил, что я прячусь у него под сапогом.

Наконец эсэсовцы скрылись из виду. Я прождала всю ночь, не сомкнув глаз, спать было страшно, и весь день, прежде чем поверила, что меня не ищут, и только тогда начала пробираться сквозь лес. Взошла луна, из чащи доносились голоса перекликавшихся диких зверей. Когда я уже приготовилась к неминуемой встрече с волками, появился просвет между деревьями, за ним – открытое пространство, а на нем какой-то сарай с широкой кровлей, стог сена.

В сарае пахло свиньями и курами. Когда я забралась внутрь, птицы усаживались на насест, шушукались друг с другом, как старые сплетницы, и были так увлечены своими разговорами, что даже не подняли тревожного гомона при моем появлении. Я ощупью пробиралась в темноте и испуганно сжалась, задев металлическую бадью. Но, несмотря на раздавшийся грохот, никто не пришел, и я продолжила обшаривать сарай.

Рядом с загородкой свинарника обнаружилась глубокая деревянная бочка, полная корма. Я засунула в нее обе руки и стала есть горстями странную смесь из опилок, патоки и овса. Нельзя набивать желудок слишком быстро, убедила я себя, зная, что от этого мне станет плохо, и оторвалась от бочки. Перебравшись через низкую загородку, я отпихнула с дороги двух огромных свиней и зарылась руками в их корыто. Картофельные очистки. Кожура от яблок. Хлебные горбушки.

Это был настоящий пир.

Наконец я легла между двумя свиньями, греясь об их щетинистые спины и скрываясь за ними. Впервые за пять лет я заснула, так плотно набив себе живот, что, даже если бы захотела, не могла бы впихнуть в себя больше ни кусочка. Мне снилось, что палач все-таки пристрелил меня, потому что я явно оказалась на Небесах. По крайней мере, я так думала, пока не проснулась оттого, что кто-то приставил к моему горлу вилы.

Женщина была примерно того же возраста, что моя мать, заплетенные в косы волосы уложены на голове в виде венца; по сторонам от рта скобки-морщины. Она ткнула своим оружием мне в горло, и я отползла назад, свиньи хрюкали и повизгивали вокруг.

Я вскинула руки вверх, показывая – сдаюсь, я не опасна! – и крикнула:

– Bitte![65] – с трудом поднимаясь на ноги. Из-за слабости мне пришлось ухватиться за загородку, чтобы сделать это.

Женщина подняла вилы, но потом медленно, невыносимо медленно, опустила их и прижала к телу, будто ставя преграду между мной и собой. Она склонила голову набок и рассматривала меня.

Могу себе представить, что́ она видела. Скелет, с ног до головы облепленный грязью. Полосатая арестантская роба, затасканная розовая шапка и варежки.

– Bitte, – снова пробормотала я.

Женщина приставила вилы к стене и выбежала из сарая, закрыв за собой тяжелую дверь.

Свиньи жевали шнурки моих ворованных ботинок. Курицы, сидевшие на перегородке, отделявшей курятник от свинарника, хлопали крыльями и кудахтали. Я отодвинула задвижку на деревянных воротцах, чтобы выйти наружу. Жена фермера ушла, потому что испугалась, но это не означает, что она уже не идет обратно вместе с мужем, вооруженным ружьем. Я быстро набила карманы свинячьим кормом, потому что не знала, когда еще мне удастся раздобыть себе еду. Однако не успела я выскользнуть за дверь, как она отворилась снова.

На пороге стояла жена фермера с караваем хлеба, кружкой молока и тарелкой сосисок. Она подошла ко мне и прошептала:

– Ты должна поесть.

Я замялась, размышляя, не ловушка ли это. Но я была слишком голодна, чтобы упустить такой шанс. Я схватила сосиску с тарелки и запихала в рот. Оторвала кусок от хлеба и сунула за щеку, так как челюсть у меня продолжала болеть и жевать было трудно. Жадно осушила кружку с молоком, чувствуя, как оно струйками течет по подбородку и шее. Сколько времени я не пила свежего молока? Потом я вытерла рукой рот и смутилась: что ж это я веду себя как животное на глазах у этой доброй женщины.

– Откуда ты? – спросила она.

Фермерша говорила по-немецки, значит мы, наверное, уже перешли границу Германии. Возможно ли, чтобы обычные люди здесь не представляли, что творится в Польше? Эсэсовцы совсем заморочили им голову? Не успела я придумать ответ, как она покачала головой:

– Лучше не говори мне. Оставайся. Тут безопасно.

Как я могла довериться ей? Большинство немцев, с которыми свела меня судьба, – жестокие звери без зачатков совести, это верно. Но были же и герр Бауэр, и герр Фассбиндер, и гауптшарфюрер.

Так что я кивнула. Женщина указала мне на сеновал. Туда вела лестница, сбитая из деревянных жердей, сквозь трещину в крыше лился свет. Не выпуская из руки кусок хлеба, который дала мне хозяйка, я забралась наверх, легла на кипу сена и заснула раньше, чем жена фермера успела закрыть за собой дверь сарая.