Лео занимался подготовкой всего необходимого из моего дома, куда мы вернулись как команда после той ночи в отеле. Не сговариваясь, решили, что он выпишется из отеля «Кортъярд Марриотт» и будет жить у меня. Я готовилась давать отпор комментариям и вопросам сестер, однако особенно усердствовать мне не пришлось. Лео очаровал Пеппер и Саффрон, для этого хватило десяти минут разговора о том, как один известный писатель, автор триллеров, ходил за ним по пятам, исписал кучу страниц, делая разные заметки, а потом, отбросив в сторону реальность, создал бестселлер, в котором грубо искажены факты, зато он взлетел на самый верх в списке популярнейших по версии «Нью-Йорк таймс» книг.
– Я так и знала! – сказала ему Саффрон. – Этот роман обсуждали в моем читательском клубе. Мы все решили, что русский шпион никак не мог проникнуть в Министерство юстиции с фальшивыми документами.
– Вообще, это не самая большая натяжка. Но вот главный герой, у которого целый шкаф костюмов от Армани? На зарплату госслужащего? Никогда! – заявил Лео.
Разумеется, я не могла внятно объяснить присутствие в доме Лео – и Евы, если уж на то пошло, – не рассказав сестрам о Джозефе. Удивительно, но в результате я сразу стала знаменитостью.
– Не могу поверить, что ты охотишься на нацистов, – сказала вечером за ужином Саффрон. Утром они с Пеппер отправились в аэропорт, чтобы разъехаться по домам. – Моя младшая сестренка.
– Я, вообще-то, не охочусь на них, – поправила ее я. – Просто один сам свалился мне в руки.
По совету Лео я два раза звонила Джозефу, интересовалась его здоровьем. Свое временное отсутствие я объяснила, сказав правду. Моя близкая родственница внезапно умерла. Я была занята улаживанием семейных дел. Добавила, что Ева по нему скучает, спросила, что говорят врачи о его состоянии, и обсудила с ним детали выписки из больницы.
– И все равно, – поддержала сестру Пеппер, – мама и папа были бы рады. Учитывая, сколько шуму ты наделала, отказавшись ходить в еврейскую школу.
– Это не имеет отношения к религии, – попыталась объяснить я. – Речь идет о справедливости.
– Одно не обязательно исключает другое, – дружелюбно заметил Лео и таким образом увел разговор в сторону от критики в мой адрес, а потом переключил его на анализ прошедших выборов.
Как неожиданно и приятно, что кто-то прикрывает твою спину. В отличие от Адама, которого всегда ограждала от нападок я, Лео без труда удается защищать меня. Он предугадывает, что меня расстроит, и, как супергерой, переводит стрелку на железнодорожных путях, прежде чем поезд слетит в пропасть.
Утром я вручаю Пеппер и Саффрон коробку свежеиспеченных шоколадных круассанов в дорогу. Сестры обнимают на прощание Лео, я провожаю их до взятой напрокат машины, которая стоит на подъездной дорожке. Пеппер крепко прижимает меня к себе.
– Не упускай его, Сейдж. Я хочу знать, чем все кончится. Позвонишь мне?
Впервые сестра просит меня о чем-то по-человечески, а не критикует.
– Обязательно, – обещаю я.
На кухне я застаю Лео. Он только что закончил говорить по телефону.
– Мы можем по дороге в больницу взять фургон. Потом, пока ты забираешь Джозефа… Сейдж, что случилось?
– Ну, во-первых, я не привыкла ладить с сестрами.
– Ты изобразила их Сциллой и Харибдой! – смеясь, восклицает Лео. – А они обыкновенные мамаши.
– Тебе легко говорить. Они тобой очарованы.
– Похоже, я оказываю такое воздействие на всех женщин семейства Зингер.
– Хорошо, – отвечаю я, – тогда, может, попробуешь использовать эту магию и загипнотизировать меня, чтобы я не испортила все сегодня.
Он обходит стол и гладит меня по плечам:
– Ты ничего не испортишь. Хочешь, повторим все по шагам еще раз?
Я киваю.
Мы уже раз пять репетировали предстоящий разговор, попутно проверяя исправность оборудования. Лео изображал Джозефа. Иногда он был общительным, иногда враждебным. Иногда просто замолкал и уходил в себя. Я говорю воображаемому Джозефу, что теряю уверенность в своих силах; что, если я действительно собираюсь покончить с ним, мне нужно думать о его поступках, а не о глобальном геноциде; нужно увидеть лицо или услышать имя одной из его жертв. В любом из разыгрываемых сценариев я выуживаю из него признание.
Но все же Лео не Джозеф.
Я делаю вдох:
– Спрошу его, как он себя чувствует…
– Хорошо, или задай еще какой-нибудь обычный вопрос. Главное, не дай ему почувствовать, что ты нервничаешь.
– Отлично.
Лео садится на табуретку рядом со мной:
– Тебе нужно, чтобы он раскрылся сам, без твоего нажима.
– А что сказать ему о бабушке?
Лео отвечает не сразу:
– В обычной ситуации я бы вообще не стал упоминать Минку. Но ты обмолвилась ему о смерти кого-то из родных. Так что действуй по ситуации. Но если заговоришь о ней, не вдавайся в подробности, что она из переживших Холокост. Я не могу гарантировать, как он отнесется к этому.
Я утыкаюсь лицом в ладони:
– А ты не можешь просто допросить его?
– Могу, но он наверняка почует неладное, если вместо тебя в больнице появлюсь я.