Расскажу…

Андрей сначала нервничал жутко, не знал, куда воткнуть этот магнитофон. А потом прозвучала первая песня – «Ах, как жаль». Мне понравилось. Женя послушал, и ему тоже понравилось: «Очень хорошо. Извините меня. Я уже должен идти». А я начала отслушивать все то, что он мне показывал. Предлагал просто послушать. Песню «Ах, как жаль» он принес на кассете. Я ее взяла с собой, чтобы учить дома. Она была записана в плюсе и в минусе.

А на следующий день у нас была уже запись. Я вошла в студию фирмы «Мелодия», где звучала фонограмма, уже записанная Львом Лещенко. А потом я вступаю. Я пела так, как я это чувствовала. Смотрю, Лева прислушивается. Потом говорит: «Так, я перепишу себя. Я по-другому сделаю. Давай». И влетает ко мне в студию. И мы начинаем практически записываться вместе.

Задумывалось, что его куплет останется, как есть, я запишу следующий куплет, потом мы с ним вместе, я поверх его голоса, он там в припеве, и я в припеве, а потом нужно просто свести. Но ему, видно, как мне показалось, понравилось, что он захотел войти и записать по-другому, уже вместе со мной.

Мы сделали, как нам показалось, очень красивую песню. Живым дуэтом. И я пела с ним на его юбилее. В первом ряду сидел Андрей Никольский с огромным букетом цветов. Он подарил мне первой цветы. Вот с этой минуты началась моя другая жизнь, полная творчества, связанного с музыкой, с эстрадой, с песнями Никольского.

Именно поэтому у меня родилась идея сделать мой юбилей другим, необычным. И с этим я, конечно же, звоню Роману Григорьевичу Виктюку. Говорю: «Ромочка, а не сделать ли нам юбилей? Приходи». Рома приходит ко мне, мы начинаем все с ним придумывать. Конечно, придумывает все он. Притаскивает какие-то потрясающие тексты, какие-то потрясающие монологи, слова, отбирает песни, которые я должна петь (Андрюшины). Я начинаю записывать его новые песни, некоторые репетирую с оркестром в Театре Эстрады вживую.

Находятся какие-то деньги. Театр Эстрады предлагает сам делать этот юбилей. Продает билеты. Договариваюсь с помощью Андрея с центральным каналом телевидения, не помню, как он тогда назывался.

И вот Роман Виктюк ставит этот мой первый сольный концерт в Театре Эстрады по песням А. Никольского. Музыкальное действо. Мы открываем новую страницу моей жизни. И я счастлива, что именно ОН, Рома, это делал, потому что он делал это, как никто, с любовью, талантливо, забавно, просто, посадив меня в огромное роскошное кресло, отделив от оркестра. Я ему рассказала свою мечту, которую я видела когда-то, когда была студенткой.

Приезжала Марлен Дитрих к нам в Москву со своим сольным концертом. Она давала его в Театре оперетты. И вот что меня поразило – она посадила оркестр за тюль, и когда надо, он оттуда подсвечивался и казался очень близким. А когда не надо, он был как мираж сзади. А она находилась на авансцене. Иногда свет совсем гас. То есть на сцене было черно. И Дитрих пела одна. Это вот тот самый случай, когда фонограмма музыкальная необходима, то есть оркестр выполнял функцию фонограммы, когда мы не видим реально скрипача, который играет, или музыканта, который переглядывается с кем-то, или кто-то там потер свой нос, или волосы расчесал – живые же люди сидят, живой оркестр. Он действительно отвлекает внимание от лица и глаз, и когда нужны луч света и только лицо актрисы или актера, то уже все вокруг на сцене и в зале должно растворяться.

Роман тут же ухватился за эту идею: «Ой, как здорово! Давай попробуем». В Театре Эстрады совсем другая сцена. Мы сзади сделали белый тюль, за тюлем посадили оркестр. Оркестр надулся на меня сразу же, конечно. «Мы первый раз в жизни сидим за тюлем». Но потом, когда пошло замечательное действо, вдруг они вкусили всю прелесть. Когда было темно, они могли тихо встать и уйти. Не сидеть на каких-то моих монологах, когда им не надо было там находиться. Они спокойно могли пойти покурить, отвлечься, а не сидеть просто и смотреть на выступающего перед ними солиста.

Короче, родился какой-то свой спектакль. И в этот юбилейный год я открыла для себя совершенно поразительного поэта и композитора, человека, который изменил ход моей жизни. Который подарил столько счастья сотворчества. Он написал специально для меня несколько вещей, специально для моего юбилея. Это дорогого стоит, это остается навсегда в твоем сердце и памяти, и ты понимаешь, что являешься отчасти «музой» или по крайней мере в этот момент что-то делается только для ТЕБЯ, для ТВОЕЙ индивидуальности. Это крайне редко. Спасибо ему огромное за это.

То же самое и с пьесами – они написаны кем-то далеким, в давние годы, и ты не знаешь, кто вдохновлял автора. Но помнишь об этом. Скажем, играя Чехова, я всегда понимала, что его что-то озаряло, что какие-то образы он писал с великой Книппер-Чеховой. У других авторов – что-то другое, но тем не менее все персонажи были созданы для кого-то, и ты пытаешься всю жизнь эти образы как-то приближать к себе, к своей индивидуальности, к своему «я».