Когда смерть постоянно готова схватить тебя за пятки, каждый справляется с этим страхом как может. Альбин обвешивается амулетами с ног до головы. Грин, самый умный из нас, все пытается высчитать закономерность появления глодырей. Мозги у него, конечно, золотые, но слегонца с креном. Круче всех отчудил общительный Сил: как-то раз он пошарил по окрестным деревням и припер бутыль самогона невиданной величины и прозрачности. Я тогда был новичком и только знакомился с соседями по казарме. Через полчаса вокруг были все свои. Три дня мы прожили в теплой, уютной атмосфере запредельного благодушия. Увы, внезапное оздоровление гарнизона не прошло мимо зоркого глаза коменданта. Подкараулив Сила в обнимку с нелегальной тарой, тот взвился, как стая «мухоморов»:
— Где? Где ты это достал?! — возопил он. Таким голосом можно валить деревья.
На вопрос «где» существует масса забавных ответов, но Сил, не будь дурак, стоял навытяжку, ел глазами начальство и молчал. Второе правило техники безопасности: никогда не спорь с командиром. Влетело нам тогда, конечно, по первое число.
Да, каждый справляется как может. Мои страхи, которые я отгоняю днем, возвращаются в снах. Стоит ночью закрыть глаза — и мне видится шерстяной бок зеленого холма, в котором вдруг разверзается пропасть, руша вниз деревья и камни. Глодырь. Неизвестная сила, что грызет и ломает кости земли, выкручивая пространство, как старую тряпку. В воздухе слышатся взмахи тяжелых крыльев — и в густую черноту летит сгусток пламени, разливается огнем, жадно обхватывая землю. Жар бросается мне в лицо, и я просыпаюсь. Весь в поту, сердце колотится где-то в ушах. Вместо широкого неба — душная темнота казармы. Из угла доносится чье-то похрапывание (похоже, Альбин), тонко и надоедливо звенит комар. По опыту я знаю, что уже не усну. На цыпочках пробираюсь между спящими товарищами и бегу в дымчато-синий сумрак дракодрома, искать утешения под жестким, зато надежным боком у Райко. Смотреть ему в лицо — то есть в морду — я больше не рисковал, но мы и так приучились общаться. Если вслушаться, можно было уловить отголоски драконьих мыслей, медленных и неспешных, как киты в океане. Райко словно не спал, а грезил. Изучал рисунок дюн в далеких пустынях, рассчитывал скорость воздушных течений, принимая поправку на скопившиеся на западе облака. Я тоже делюсь наболевшим, думая о привязчивом сне. В ответ вдруг приходит необычная мысле-картина: клубок дорог, спутавшихся друг с другом, как змеи. Небо и земля на этой картинке так перепутаны, что не отделить одно от другого. Я удивляюсь и чувствую, как среди мягкого спокойствия Райко загорается огонек любопытства…
В остальном же, кабы не тычки от начальства и не постоянный риск сверзиться в глодырь, служба в Пятерне — это мечта, а не жизнь. Представьте себе тихое, умытое летнее утро, когда замковый двор еще полон прохлады, тело поет после разминки, а от ледяной колодезной воды немеет лицо. Все пять башен, расправляя окостеневшие члены, словно тянутся стрельницами к высокому небу. На просторном крыльце вповалку сидят и лежат вчерашние новички. Похоже, только что из тренировочного полета. Да, к воздушной болтанке нужно привыкнуть. Это со стороны кажется, будто дракон грациозно скользит в воздухе. На самом деле у него с воздухом свои отношения. Он то пронзает небо иглой, то вдруг плюхнется пузом на облако, как сундук, выброшенный из окна, и тут главное — не выплюнуть свой желудок сквозь сцепленные зубы. Мне понадобилась неделя, чтобы научиться удерживать съеденный завтрак внутри.
С крыльца вразвалочку спускается Бес Хантер, полтора метра наглой самоуверенности. В каждом гарнизоне есть такой тип, чьё призвание — бесить всех, от коменданта до последнего стражника на воротах. Я нарочно торможу возле колодца, чтобы не пропустить цирк. Бесу так же сложно спокойно пройти мимо кучки новобранцев, как псу мимо столба.
— Подъем, придурки! — начинает он. Мгновенно выделяет самого зеленого из парней и несильно пихает ногой в бок.
«Придурки» — это не оскорбление. Так называют ребят, прослуживших меньше трех месяцев. У Всадников четкая иерархия: если продержишься на казенных харчах до полугода, тебя будут звать «желудком», дальше идут «братаны» и, наконец, «старики» — счастливчики, отслужившие целый год. У нас в Пятерне единственным «стариком» был Бес. Однажды он нарвался на глодырь, но ухитрился остаться в живых. За это его не любили отдельно. Своим поступком он словно выставлял нас вместо героев идиотами.
— Вставай! — глумится Бес. — Разминка кончилась, нас ждут великие дела! Ты летишь сегодня со мной.
Парень зеленеет еще больше, хотя, казалось бы, дальше некуда. Я морщусь. Связываться с Бесом не хочется, но и «придурка» мне жаль. Сам недавно был таким.
— Оставь его, Бес.
Тот дружелюбно скалится, завидев новую жертву:
— Раз этот труп не в состоянии, значит, полетишь ты. Собирайся, «желудок».