— Господин профессор? — выглянула Майя из своего угла. — Я отправила файлы вам на почту.
— Вы умница, мисс Керн, — рассеянно отозвался Бриджес. — Я, наверное, должен представить вас к премии. Знаете, когда мы закончим этот проект, я вернусь к нашей главнейшей теме — мультиперемещениям.
— Это очень интересно, — автоматически сказала Майя, поглаживая сумочку. Нет. Ещё не сейчас. После обеда к ним иногда заглядывал Адамсон. Лучше подождать до вечера.
Подсев на любимого конька, каким для него была идея мультивселенной и путешествий между измерениями, Бриджес не мог так сразу остановиться. Его мысль заложила очередной головокружительный вираж и понеслась навстречу очередной идее. Он отважно прокладывал путь от механики Ньютона к квантовой механике, ловко обходя гравитационные ловушки и иногда спотыкаясь о функциональные интегралы. У Майи подобные настроения профессора вызывали смутную тревогу. Для большинства людей идеи представляли собой нечто вроде вспышки электрической лампочки в мозгу. Майя же видела в них хищных тварей, которые обитали где-то на границе сознания и только того и ждали, чтобы кто-то позвал их в этот обжитой многолюдный мир. Для голодных идей Бриджеса наш мир был чем-то вроде хорошего супермаркета. Проблема в том, что призвав сюда идею, ты уже не сможешь выпроводить её обратно. Эта тварь осмотрится здесь, обживётся, а потом распахнёт пасть и выпустит тебе в лицо сгусток пламени… Да что ж такое, опять её занесло. Майя украдкой посмотрела на часы. До вечера она успеет разобраться ещё с парой-тройкой задач.
На город плавно опустились сумерки. В соседних корпусах мегакомплекса — вернее, в той их части, которую можно было увидеть из кабинета — одно за другим гасли окна. Майя сбросила на почту последний пакет документов и выпрямилась. Всё! А теперь…
— Вы сегодня выглядите уставшей, мисс Керн, — вдруг без всякого перехода заявил профессор, только что бормотавший что-то о пространственных аномалиях и флуктуациях. — Я-то, старый книжный червь, последние десять лет гляжу на солнце только через стекло моего логова, но вы… Судя по вашим рыжим волосам и лёгкому акценту, вы, должно быть, с юга?
— Из Ханнаполиса, — уронила Майя. И переложила сумочку на колени.
Ну вот, слово было сказано. Оно прозвучало и будто разбилось в сгустившемся вдруг воздухе. Интересно, что он сделает? — с каким-то отстранённым любопытством подумала девушка. — Будет оправдываться? Разозлится? Уволит? Или, возможно, даже не вспомнит. Кого здесь на Севере волнует один маленький южный городок?
— Ханнаполис… — сокрушённо повторил Бриджес. Уголки глаз и губ у него поползли вниз, придав ему сходство с печальным бульдогом. — Да… Это была моя ошибка.
Ошибка, стоившая жизни десяткам горожан, — подумала Майя, пытаясь разжечь в себе гнев. — Просто социально-психологический эксперимент, который вдруг вышел из-под контроля. На улицах начались беспорядки, а городские власти действовали слишком медленно. Интересно, кто из парней, знакомых ей с детства, кинул «горючку» в бабушкин домик? Бабуля всегда любила подремать после обеда. Что мучительнее: задохнуться в дыму или очнуться от сна, окружённой пламенем? Когда Майя уезжала в университет, она умоляла бабушку нанять сиделку. Разве можно в таком возрасте жить одной? Бабушка презрительно фыркала. Я стара, только когда мне самой это нужно, — говорила она. Майя раз десять видела, как бабуля внезапно дряхлела в аэробусе или в магазинчике, если там обнаруживалась очередь. А потом они вместе хихикали. На вокзале бабушка в последний момент сунула ей в сумку «рогатку». Сказала: возьми, пригодится. Майя тогда расхохоталась, обняла её и укатила. Больше они не увиделись.
Ей выплатили компенсацию за дом, и этого Майе хватило, чтобы перевестись с психологического факультета на платный математический. В какой бы сфере ни работал профессор Бриджес, без математика-расчётчика ему не обойтись. Через три года она закончила факультет с отличием. Ещё столько же времени отняла аспирантура. Майя старалась активничать, ездила на все конференции, писала статьи в журналы. Её заметили, начали продвигать. Остальное было делом техники.
Она потратила семь лет, чтобы взглянуть в лицо человеку, оставившему её сиротой. Ну вот, свершилось. Должно быть, такое же выражение лица было у Бертольда Шварца, оглядывавшего развалины своей темницы, разве что тот был чуть более закопчённым. Или у Эйнштейна, вспомнившего в августе сорок пятого о своём письме Рузвельту. Чувство вины с изрядной долей недоумения: как же такое могло случиться?
— Я тогда возражал против масштабного эксперимента, — Бриджес медленно прошелся по комнате. — Но кто меня слушал?
— Конечно, — очень спокойно сказала Майя, раскрывая сумочку.
— Но теперь я буду умнее! Если мы отыщем лазейку в сингулярность, хрен я кого оповещу об этом!
Майины пальцы уже сжали «рогатку», когда она вдруг замерла. Идея снизошла на неё подобно сверкающему облаку.
— Проективные плоскости… — она защёлкнула сумку и отбросила её на соседний стул.
— Что?