Рассказы

Когда Крылов очнулся и открыл глаза, он сразу понял, что с ним что-то произошло, и именно с ним лично. За последние три года с ним ничего не происходило, кроме физиологических процессов, он ни в чем не принимал участия, все затевалось вокруг него, на периферии его существа, и эта периферия им правила, как хотела. Словно утопленник, избавившийся от тяжелого камня в мешке и самого мешка, он легко, столбиком пролетел сквозь трясину трехлетней неподвижности и всплыл на поверхность яркого солнечного дня. Он глянул сквозь стекло, затянутое пылью, на сверкающие переплеты ивовых ветвей, на которых не было листьев, но и снега внизу не было. Крылов оглянулся на свою комнату, какая она была страшная — кровать с голой панцирной сеткой, закопченная стена, обуглившаяся тумбочка, остов сгоревшего телевизора, разводы мокрой грязи на линолеуме. Безнадежность, но он ее больше не чувствовал. Из трюмо, стоящего у противоположной стены, бил свет, и это было странно, потому что солнце рассекалось вдоль другой стены.

Вздохнув, он опустил голову и подошел к зеркалу, с тем чтобы посмотреть на себя. Он чувствовал то же самое, что и эта стена, в которую било солнце, проницающее воздух, но не имеющее силы растворить скорбную тень рамы, осеняющей ее крестом. Он тоже был пуст и чист, насквозь проницаем легкими лучами, которые не могли растворить какую-то тяжкую грусть вдоль и поперек его существа, отбрасывавшую тень на утреннюю радость Крылова.

Вот уже три года, как он не видел своего лица и почти забыл его. Когда Варвара несла его в ванную, ему и в голову не приходило потянуться в сторону зеркала. Он панически боялся, что она не выдержит его тяжести и упадет вместе с ним, придавив его своей массой. И во сне себя не видел, вернее, не помнил своих наркотических снов, от которых потом полдня приходил в себя. Только успевал выползти на край сознания и укрепиться на нем, как Варвара подносила новую таблетку, чтобы избавить Крылова от самого себя.

Он встал перед зеркалом. Ему было не по себе, точно он назначил свидание человеку и не был уверен, что узнает его. Крылов поднял голову — и ноги его приросли к полу.

Прямо на него, точь-в-точь как его собственное отражение, смотрела молодая женщина. В мозгу у него промелькнуло какое-то воспоминание, но тут же исчезло за каким-то поворотом... Он ничего не понимал. Крылов повел рукой, проверяя, не его ли это собственное все-таки отражение, может, он от пережитых потрясений превратился в женщину? Женщина внимательно причесывалась, безучастно глядя на него, как в зеркало, но не в глаза, а чуть мимо. Растопырив на пальцах аптекарскую резинку, она перехватила руками волосы и завернула их в хвост. Наклонилась к самой тумбочке трюмо, только со своей стороны, в руке ее появилось несколько шпилек, она принялась прилежно закалывать волосы в узел. Крылов смотрел через ее плечо.

Женщина стояла в освещенной солнцем комнате с открытым настежь окном, в которое перевешивались ветки плакучей березы. Рядом с окном на стене висели ходики, в которых застыла с разинутым клювом, точно для какого-то срочного сообщения, кукушка. Женщина отошла, и Крылов увидел у стены деревянную кроватку, в которой лежал грудной ребенок, обернутый вокруг бедер марлевым подгузником. Он спал, отвернув головку с легким пухом на затылке. Над ним, как погремушка, висела какая-то картинка. Рядом с кроваткой стоял таз с пеленками, которые женщина, прибрав волосы, стала развешивать на веревке, протянутой через всю комнату, и скоро она сама, ребенок и комната скрылись за развешенными пеленками, как за занавесом.

Что-то застряло в амальгаме, подумал Крылов. Откуда принесли это трюмо, здесь было совсем другое зеркало, не это. Это было старинное, с рамой в виде венка из дубовых листьев, зеркало, которые в самом низу, у тумбочки, превращались в тонкие охапки колосьев. Наверху, по углам, распластали крылья и свешивали свои головы два орла. Было видно каждое отдельное перышко на крыльях. Вместо глаз вставлены молочного цвета камни, отчего птицы казались ослепленными. Он снова посмотрел в зеркало, но ближайшая голубая в желтых цыплятах пеленка перекрывала картину.

Крылов вышел из дому.