Рассказы. Часть 2

Это был один из них. Я сумел справиться с собой и отогнать то, что обрушилось на меня. В темноте раннего воскресного утра видения разлетелись в клочья ещё до того, как коснулись меня, но ощущения сохранились. Я чувствовал себя сильным, уравновешенным, могущественным и непобедимым.

Несколько минут ушло на то, чтобы опознать этот особый чарующий аромат, но у меня был большой опыт. Я высвободился из объятий Фиби и встал с кровати. Пошатываясь, добрался до медицинского алькова, подсоединился и уснул на столе.

Там меня и нашла поутру Фиби.

— Кто тут не мог подождать до окончания завтрака? — спросила она.

— У меня остались четыре года с тобой, а потом уйду в бесконечность, — ответил я. — Так что я должен быть осторожным.

Пусть думает, что в этом тюбике витамины. Это была почти правда… и Фиби мне почти поверила.

В понедельник Фиби ушла на встречу с внуком, который обещал показать ей здешние музеи. А я вернулся к работе.

Двенадцать лазеров, расположены полукругом в Долине Смерти, направлены на оптическую ось системы зеркал. К стартовой площадке через пустыню тянутся рельсы, похожие на нити сахарной ваты. Каждый час или около того по рельсам подкатывают космический корабль, устанавливают над зеркалами, а затем он взмывает к небу в слепящем, обжигающем столбе света.

Именно здесь я и работаю в перерывах между авариями, вместе с тремя коллегами и двадцатью восемью роботами. Аварии случаются довольно часто. Время от времени Гленна, Ски и десять-двенадцать роботов отправляют на космодром Аутбэк[3] или на Байконур, я остаюсь в Долине Смерти.

Всё наше оборудование очень старое. Первые зеркала предназначались для работы единой системой, но их заменяли одно за другим. Новые зеркала устанавливали по отдельности, и каждым управлял свой компьютер, но даже они за пятьдесят лет утратили подвижность. Лазеры меняли немного чаще. Ни один из них пока не грозил развалиться.

Но зеркала должны были менять наклон, чтобы компенсировать искажения от воздушных потоков, пока корабль не выйдет за пределы атмосферы, потому что эти искажения сами могут перефокусировать луч. Лазер с КПД в девяносто девять и три десятых процента излучает слишком много энергии и становится слишком горячим. При КПД в девяносто девять и одну десятую процента какая-нибудь деталь может расплавиться, и тогда вырвавшаяся на свободу энергия разнесёт лазер на куски, а груз не долетит до орбиты.

Моя команда заменяла зеркала и лазеры задолго до того, как на сцене появился я. Схема уже давно была отработана. Мы даже перепрограммировали некоторых роботов на замену рельсов.

Машины трудились самостоятельно, а мы развлекались на посту управления. Если робот сталкивался с чем-то незнакомым, он останавливался и подавал сигнал. И тогда разговоры, песни или игра в покер мгновенно прекращались.

Обычно звуковой сигнал означал, что робот обнаружил острый угол, неровную или недостаточно надёжную, чтобы выдержать его вес, поверхность, или изогнутую трубу там, где её не должно быть… одним словом, какую-либо геометрическую проблему. Робот не везде может пройти. Иногда нам приходилось разгружать его и вручную поднимать груз на тележку. Иногда пользовались подъёмным краном, чтобы передвинуть или развернуть груз — физической работы хватало.

В четверг за ужином Фиби снова составила мне компанию.

Она победила своего внука в лазерные пятнашки. Они посетили музей на авиабазе Эдвардс. Катались на лыжах… и ему стоило бы серьёзней относиться к таким вещам, а возможно, даже обратиться к врачу…

Я слушал и улыбался, а потом решил рассказать ей о своей работе. Она кивнула, но глаза потускнели. Я пытался объяснить ей, какое это приятное и спокойное занятие после всех лет, проведённых в АРМ.

АРМ снова заинтересовала её. Так и быть. Я решил рассказать о системе Генри.

Меня эта история обошла стороной. Это было очень удачное мошенничество, способное разрушить мировую экономику. Благодаря ему Захария Генри стал богачом. Он мог и остаться богачом, если бы вовремя вышел из дела… а если бы его система не была такой удачной и опасной, он мог бы угодить в тюрьму. Но вместо этого… что ж, пусть его язык открывает свои тайны собственным ушам в банке органов.

Я мог свободно рассказывать обо всём этом, потому что система давно уже изменилась. И я не упомянул только о том, что события произошли за двадцать лет до моего поступления в АРМ. Но у меня уже заканчивались разрешённые истории.

— Если люди будут знать, что это можно сделать, — сказал я, — кто-нибудь обязательно сделает. Мы можем только запрещать, снова и снова.

— Например? — тут же ухватилась за ниточку Фиби.

— Например… ну хорошо, возьмём хоть первую установку холодного ядерного синтеза. Для неё использовали палладий и платину, но точно так же можно применить ещё полдюжины металлов. Или органические сверхпроводники: одна из составляющих в патенте указана неправильно. Многие учёные пытались синтезировать их по неправильной методике и в конце концов добивались успеха. Если есть какой-то один способ получить нужный результат, наверняка найдутся и другие.