Но однажды Светлова в «Националь» не пустили. Приятельница поэта, Ю. Язвина, вспоминала: «В мае 1932 года я приехала в Москву на майские торжества. Тогда в Москве я прожила девять волшебных дней. М. Светлов и поэт М. Голодный водили меня по всей Москве, по театрам, музеям, ресторанам. Знакомили с ночными красками Москвы. Для провинциальной девочки это море впечатлений было настолько велико, что я потеряла счет дням. Вместо трех дней, на которые была отпущена, пробыла девять. Помню наш поход в ресторан “Националь”. В то время посетителями ресторана были в основном иностранцы, которые расплачивались валютой. Швейцар в ливрее, украшенной галунами, весьма презрительно осмотрев нас, отказался пропустить в зал, так как М. Голодный был в косоворотке. Этот отказ вызвал возмущение обоих Мишей, и они учинили там просто скандал, говоря, что вот, мол, нас, советских поэтов, не пускают в наш ресторан, в то время как там упиваются нашей водкой иностранцы. Скандал не возымел действия, и мы вынуждены были уйти. Потом, уже переехав на постоянное место жительства в Москву, я часто стала бывать у М. Светлова дома, в проезде Художественного театра. Помню, что в 1936 году у него была жена Леночка, очень милая и приятная женщина. Прежде, до замужества, она была машинисткой у Миши. Выйдя за него замуж, она пошла учиться, кончила правовой факультет и, если не ошибаюсь, работала судьей. Однажды, когда я сидела с Леночкой у них дома, раздался телефонный звонок. Женский голос спросил Мишу. Леночка сказала, что его нет дома, и на вопрос “Где же он и когда он будет?” очень мило ответила: “Милая, он меня обманывает так же, как и вас”».
Упомянутая Леночка – это Елена Ивановна Отдельнова, следующим мужем которой после Светлова был кинорежиссер Георгий Васильев, снявший фильм «Чапаев» вместе со своим так называемым братом – Сергеем Васильевым (братьями они никогда не были, у них даже отчества были разные). Леночка не зря училась на юриста – как ловко вывела она на чистую воду мужа-обманщика! Хорошо еще, что советский уголовный кодекс не предусматривал наказания за измены.
Видимо, Леночка готовила хуже, чем училась. И потому Светлов особенно ценил пироги и торты, которые пекли повара «Националя». Он заказывал их для своих друзей и сам разносил по адресам, подобно Деду Морозу. Таким он и появился на пороге квартиры Язвиной в 1943 году с колоссальным тортом – яблочным паем в руках: «Принимай этот пай, – сказал мне Миша. – Он испечен по заказу в ресторане ”Националь”, куда нас с тобой не пропустили в 1932 году».
После войны Светлов водил сюда своих студенток из Литинститута, одна из них, Ирина Ракша, пишет: «И вот уже сидим, как оказалось, в его любимом кафе гостиницы “Интурист”, вернее даже, в европейском ресторане “Националь”. Совершенно закрытом, куда с улицы, конечно, никого не пускают. Посетители – лишь иностранцы, всякие интуристы заморские, а если наши – то совсем уж блатные, номенклатура. Но поэту Светлову в Москве двери всех ресторанов открыты. И все швейцары на улице Горького – пузатые и дородные, в “генеральских” кокардах и униформах (прямо “хозяева жизни”) сгибаются в три погибели, лебезят перед ним – сухоньким еврейским старичком – и щедрым на руку завсегдатаем».
Светлов любил сидеть в «Национале» за своим столиком, который всегда свободным для него приберегали знакомые официантки, стол стоял слева от входа у второго окна. Они уже заранее знали, что принести – хрустальный графин с коньяком, граммов на двести. Поэт, еще не пригубив рюмку, начинал повествование о тех, с кем он когда-то сидел за одним столом, о встречах с Валентином Катаевым, Михаилом Зощенко, Андреем Платоновым, Борисом Пастернаком, Виктором Шкловским и Владимиром Маяковским. Светлов называл эти застолья в «Национале» мальчишниками.
Переводчица «Карлсона» Лилиана Лунгина также сталкивалась здесь со Светловым и его вечным собутыльником Юрием Олешей: «Иногда по воскресеньям, если удавалось немного разбогатеть, мы отправлялись с близкими друзьями в “Националь”. Легендарное место, где, когда ни придешь, за столиком сидели Юрий Карлович Олеша и Михаил Аркадьевич Светлов. Они были людьми замечательного остроумия, их шутки и афоризмы передавались из уст в уста. В тридцатые оба они числились среди многообещающих советских авторов: стихи Светлова учили в школе, а сказку Олеши “Три толстяка” знали все дети и родители. Но они не смогли подладиться, не сумели научиться конформизму и предпочли от всего отказаться, выбрав единственную, с их точки зрения, последовательную позицию: пить до конца жизни».